Один из нас

– Ты уверен? Ты что, вспомнил, что с тобой тогда произошло? – Она крепко сжала руки, и я накрыл их ладонью.

– Нет. Но теперь я хотя бы точно знаю, что что-то действительно произошло. И тебе совсем не стоит беспокоиться. Просто мне надо кое-что привести в порядок, вот и все.

– У тебя проблемы, сынок?

– Да, – я почувствовал благодарность. – Это что? Материнская интуиция?

– Может быть. Не стоит над этим насмехаться. Несколько дней назад я говорила с твоей бабушкой. Она сказала, что до нее доходят кое-какие слухи. Не стала говорить, что именно, а просто намекнула. Ты же ее знаешь.

– Всегда готова к новым сплетням, – заметил я.

– Мне кажется, что там, где она находится, не так уж много других занятий.

Насколько я знаю, мама никогда не бывала в Сети. И я не уверен, что она готова начать прямо сейчас. Для нее Сеть – нечто похожее на рай. Или ад.

– Тебе бы ее навестить.

– Обязательно, – ответил я и сам искренне в это поверил. Как всегда. Иногда планируешь кого-то навестить в больнице, но все не хватает времени. А когда находится, там уже никого нет, одна пустая кровать.

– Не буду спрашивать, в какую беду ты попал, Хап. Если захочешь, сам все расскажешь. Но я знаю, что ты в беде, так же точно, как то, что ты сейчас хочешь закурить и не делаешь этого лишь потому, что я не выношу табачного дыма.

Я рассмеялся, и мы увидели отца, который шел к нам с пруда вместе с Хеленой.

– Она с этим как-то связана? – строго посмотрела на меня мама.

– Не совсем.

– Тогда что она здесь делает?

– Мы с ней случайно встретились, и она решила прокатиться со мной.

– Вы опять с ней встречаетесь, – градус серьезности слегка повысился.

– Нет. У нее есть кто-то другой.

– Жаль, – сказала моя мать. – Она прямо создана для тебя.

Небо по краям стало темнеть, нам стоило поторопиться. Я помог отцу с компьютером и от этого почувствовал себя лучше. Мне пришло в голову, что когда-нибудь я смогу все-таки расплатиться, вместо того чтобы вечно жить в кредит. Притом что перспектива выплаты кредита выглядела в тот момент довольно мрачно, если, конечно, не принимать во внимание работу на тюремном отверточном производстве для транснациональных корпораций.

Я еще раз посмотрел на рисунки на стенах и на этот раз вместо раздражения почувствовал нечто напоминающее гордость. «Если вы так видите мир, – подумал я, – весь в пастельных тонах и полный белой пены и морских птиц, то и слава богу. На это можно смотреть бесконечно. Главное, чтобы все видели то же самое».

Через дверь, затянутую проволочной сеткой, мы вышли на парковку, где в блистательном одиночестве нас приветствовала арендованная тачка.

Она как бы говорила: «Реальный мир ждет тебя, приятель, и у него гораздо больше сил и упорства, чем у тебя». Я похлопал папу по плечу, а он поцеловал Хелену в щеку. Мама прижала меня к груди, и я сначала отодвинулся, а потом прижался к ней. В нашей семье мы не особо жалуем физические контакты и обычно никогда не обнимаемся. Мама на короткий миг прижала мою голову к своей груди, а перед тем как я отодвинулся от нее, чтобы идти по своим делам, прошептала:

– Мне все равно, что она сказала, – у нее никого нет.

Мы отошли друг от друга, и когда я вновь посмотрел на нее, она прощалась с Хеленой, и мне так и не удалось уточнить, что она имела в виду.

* * *

Когда я остановился перед школьным двором, занятия давно уже закончились. Даже последние одиночки, ожидавшие, когда за ними приедут, давно исчезли. Я стоял у решетки и смотрел на деревья на противоположной стороне игровой площадки, размышляя, можно ли там отыскать черного рыцаря и ищет ли их кто-нибудь в наши дни. Когда я был ребенком, мне так и не удалось поймать ни одного. Они всегда успешно меня избегали, сколько бы я ни просиживал среди ветвей, притворяясь одной из них, безлистной. Кончилось тем, что Эрл решил отпустить своего. В один прекрасный день мы открыли коробку. Жук какое-то время ползал по ней, видимо не сразу догадавшись, насколько расширился его мир, а потом неловко взлетел и скрылся из глаз.

– А дальше что? – спросила Хелена. Всю дорогу от мотеля она молчала, возможно обдумывая способ уничтожения летучих муравьев, который предложил ей мой отец.

– Пройдемся вокруг.

– Хап, я люблю воспоминания, как и любая другая женщина, но мне кажется, что сейчас не совсем подходящее время.

– Ошибаешься, – сказал я. – Сейчас то самое время. И речь идет именно о воспоминаниях, так что пойдем вместе.

– О чем ты говоришь, ради всего святого?

– Пока не знаю. – Мне в голову пришла идея, которая теперь занимала все мои мысли. Но она еще не созрела до такой степени, чтобы я мог высказать ее вслух даже самому себе, не говоря уже о других.

– Верь мне.