Один из нас лжет

– И он повторил кое-что из того, что говорил по телевизору. Что его удивляет отсутствие разговоров о Саймоне. Он считает, что любой, кто вел такое приложение, как Саймон, и столько времени, сколько Саймон, нажил бы себе кучу врагов, которым было бы очень удобно использовать нас четверых как козлов отпущения. Он сказал, что изучил некоторые из наиболее травматичных историй и посмотрел информацию о ребятах, которые в них фигурировали. И вообще почитал о Саймоне. Как Мейв – информацию на «Форчане».

– Лучшая защита – нападение?

– Именно. Еще он сказал, что наши адвокаты недостаточно делают для опровержения теории, будто Саймона не мог отравить никто другой. Например, мистер Эйвери. – В ее голосе слышится нотка гордости. – Эли сказал то же, что и я: мистер Эйвери имел возможность подложить телефоны и смазать чашки. Но полиция допросила его пару раз и оставила в покое.

Я пожимаю плечами:

– А какой мотив?

– Технофобия, – отвечает Бронвин и сердито на меня смотрит, когда я начинаю ржать. – Это серьезно. Но вообще это только одна идея. А еще Эли говорил о столкновении на стоянке, когда все отвлеклись и кто угодно мог проникнуть в помещение.

Я морщусь.

– Не так долго мы стояли у окна. Да и услышали бы, если бы дверь открылась.

– Услышали бы? Не знаю. Но он имеет в виду, что это возможно. И еще он сказал одну интересную вещь. – Бронвин берет камешек и задумчиво вертит его в руке. – Сказал, что попытался бы разобраться с этим автопроисшествием. Уж очень время подозрительное.

– В смысле?

– В том же, что дверь могла открыться, пока мы смотрели на машины. Открыть мог тот, кто знал, что случится.

– Он считает, что происшествие было подстроено? – Я смотрю на нее, но она избегает моего взгляда, бросает камешек вниз, на деревья на склоне под нами. – Ты предполагаешь, что кто-то подстроил этот «поцелуй» на парковке, чтобы нас отвлечь, а сам проник в класс и плеснул арахисовое масло в чашку Саймона? Не имея возможности узнать, налил ли он уже себе воду? Ведь этого человека не было в классе! А потом он оставил чашку, потому что дурак?

– Совсем не дурак, если пытался нас подставить, – возражает Бронвин. – Любому из нас было бы глупо оставить ее на месте, а не найти способ от нее избавиться. Вряд ли кто-то стал бы нас обыскивать.

– Это не объясняет, как человек за дверью мог узнать, что Саймон уже налил себе воды.

– В посте на «Тамблере» сказано, что Саймон всегда пил воду. Убийца мог находиться за дверью и наблюдать через окно. Во всяком случае, так говорит Эли.

– Ну, если сам Эли говорит, то конечно. – Не понимаю, почему этот тип кажется Бронвин богом юриспруденции. Ведь ему не больше двадцати пяти. – Похоже, у него таких теорий на цент десяток.

Я готов к стычке, но Бронвин не берет наживку.

– Может быть, – пожимает плечами она, водя пальцами по камню между нами. – Но я не думаю, что это сделал кто-то из тех, кто там был, Нейт. Серьезно, не думаю. Я за эту неделю чуть лучше узнала Эдди, и… – Она поднимает ладонь в ответ на мою скептическую гримасу. – Нет, я не хочу сказать, что я теперь знаю ее насквозь, но я, честно, не могу себе представить, чтобы она отравила Саймона.

– А Купер? Он определенно что-то скрывает.

– Купер не убийца, – говорит она убежденно, и почему-то это выводит меня из себя.

– Откуда ты знаешь? Потому что вы так тесно дружите? Бронвин, пойми ты, никто из нас на самом деле не знает другого. Да черт побери, ты могла это сделать. У тебя хватило бы ума все это подстроить и выйти сухой из воды.

Я шучу, но Бронвин застывает в обиде.

– Как ты можешь такое говорить? – Щеки у нее горят, и от этого румянца у меня кружится голова.

«Однажды ты удивишься, увидев, какой она стала красавицей», – говорила о ней моя мать. Но ошиблась. Вот ни капли не удивляюсь.

– Ведь сам Эли так сказал? – напоминаю я. – «Возможно все». Может быть, ты меня сюда привела, чтобы столкнуть со скалы и я сломал себе шею.

– Это ты меня сюда привел, – возражает Бронвин.

Глаза у нее вдруг становятся большими, и я смеюсь.

– Да ладно, брось! Ты же не думаешь… Бронвин, мы всего лишь на склоне горы. Столкнуть тебя отсюда – не слишком злодейский план, в худшем случае ты ногу подвернешь.

– Не смешно, – фыркает она, но губы у нее подрагивают в улыбке.

Она прямо-таки сияет на солнце, золотые блики играют на темных волосах, и у меня на секунду перехватывает дыхание. Господи, что за девушка! Я встаю и протягиваю руку. Она недоверчиво смотрит на меня, но руку принимает. Я поднимаю в воздух другую руку.

– Бронвин Рохас! Я торжественно обещаю не убивать тебя ни сегодня, ни когда-либо в будущем. Идет?

– Ты смешной, – бурчит она, краснея еще гуще.

– Меня беспокоит, что ты уклоняешься от обещания не убивать меня.

Она закатывает глаза.

– Ты всем девушкам, которых сюда приводишь, такое говоришь?

Хм. Может быть, она все же в курсе репутации Пика Маршалла.

Я придвигаюсь ближе, нас разделяют всего два дюйма.

– Ты все-таки не ответила на мой вопрос.

Бронвин подается вперед, губами к моему уху. Она так близко, что я слышу, как стучит ее сердце.

– Я обещаю тебя не убивать, – шепчет она.