Началась новая страница в моей жизни. Разрешат ли мне поступать в институт? Как обернется моя учеба?
Подал заявление. На следующий день я уже толкался перед доской объявлений инженерно-механического факультета. Через неделю я прочел свою фамилию в списке принятых, получил зачетную книжку. Наконец настал день, когда я почувствовал себя студентом. Мы стояли перед ректором. Он задержал взгляд на мне.
— Почему вы избрали именно этот факультет? — спросил он.
— Ваше высокоблагородие господин ректор, — отвечал я, — к этой профессии я чувствую наклонность и думаю, что с дипломом будапештского политехнического института проживу в любом уголке мира.
— Тогда почему бы вам не стать сапожником, это более интернациональная профессия, — пошутил он и быстро пожал мне руку.
За учебу надо было платить половину положенной суммы — такими льготами пользовались мы. Как студенты, мы обязаны были носить форму и не имели права состоять в каком-либо студенческом обществе.
Жил я в казарме. Летом и зимой поднимали нас в пять утра. Утром — зарядка, распределение на работы, уборка помещения. В четверть восьмого отправлялись в институт. Деньги на питание нам выдавали. Завтракали в институтском буфете, после лекций возвращались в казарму. До одиннадцати часов могли заниматься в комнате для занятий. Приближались ноябрьские трехдневные каникулы. И тут последовал приказ по батальону:
«Капитану Штемеру 1 ноября провести занятия с намеченными саперами из институтской группы».
Нельзя сказать, что нас обрадовало это. Но готовились мы с настроением «выше голову и не ныть». На камнях по берегу Дуная блестел тонкий слой льда, газовый завод извергал удушливый дым. Когда взялись за весла, у нас окоченели и отмерзли пальцы. Лодки подогнали к железнодорожному мосту.
Отталкиваемся, цепляемся багром, привязанным короткой веревкой к доске, прикрепленной у подножия моста, причаливаем. Нас встречает экзаменующий офицер — в этом заключается учение на лодках. Учения на понтонах включали греблю, разворот, причаливание в нужном месте.
Экзамен я сдал первым из шести. Теперь мы могли носить специальную бахрому, и носили ее с гордостью.
Прошел мой первый институтский год, я сдал чертежи, потом экзамены.
Тогда, в 1924 году, я относился к «открытому» составу. Нас можно было «показывать» при проверке Антанты. Многие офицеры входили в «закрытый» состав. С целью маскировки офицерского состава лейтенанта называли заместителем преподавателя, старшего лейтенанта — преподавателем, капитана — старшим преподавателем и т. д.
Вначале офицеры «закрытого» состава даже перед солдатами появлялись только в гражданской одежде, что часто вызывало недоразумения и создавало странные ситуации.
Например, странно было видеть, как «преподаватель» в гражданской одежде как командир взвода рапортует командиру роты. Получалось, что гражданский командует военными, потом по-военному докладывает другому гражданскому.
Позже мы перестали обращать внимание на приказы представителей Антанты. Теперь офицеры «закрытого» состава появлялись в форме, хотя по приказу военного министра не имели права носить даже портупею. Раньше они могли носить только поясной ремень, что даже с точки зрения конспирации было глупо, поскольку сразу становилось понятно: если среди нас есть человек с поясным ремнем, то это офицер «закрытого» состава.