Один из первых

Возвращаясь к саням, мы встретили незнакомого венгерского солдата. Ноги его были обернуты какими-то тряпками, голова повязана обрывком простыни. Я окликнул солдата. В ответ он промычал что-то нечленораздельное. Мы с унтером Халалом решили взять его к себе в сани, когда будем проезжать мимо.

У саней нас с нетерпением ждали генерал Штомм и полковник Шаркани.

Дождавшись, когда выйдет луна, а было уже часов восемь, мы тронулись в путь. Окоченевших солдат было невозможно поставить на ноги. Генерала и того пришлось поддерживать, сам он идти не мог. Солдата, которого мы хотели забрать, нашли на дороге, но он уже замерз. Люди шли как тени, шатаясь от усталости и голода. С трудом пополам мы взобрались на склон холма. Была полночь, а мы не преодолели и половины пути. На ровном месте я привел колонну в порядок. Высылать в охранение было некого, да и какой смысл. Решили идти одной группой: так легче следить за людьми. В голове колонны шли я и унтер-офицер Халал. От Быстрика мы отошли километра два, не больше. Луна светила ярко. Солдаты совсем расклеились, говорили странные вещи.

— Скоро будем дома, — сказал какой-то ефрейтор. — Я уже вижу Дунай и мост через него.

«Если мы сейчас же не попадем в тепло, то все замерзнем», — подумал я.

Слева от нас послышался какой-то скрип. Я остановил группу, чтобы не натолкнуться на какое-нибудь русское подразделение. И действительно, метрах в восьмидесяти от нас проехала русская артиллерийская батарея и скрылась из виду. Мы пошли по следу этой батареи. Между Быстриком и Марьино увидели копны сена.

Генерал Дешео предложил остановиться, разложить костер и выпить кипятку, чтобы окончательно не замерзнуть.

Было четыре часа ночи. Мы остановились и начали топить в котелках снег. Прошли мы всего километра четыре.

Уже не верилось, что удастся проскользнуть сквозь русское окружение. Вся надежда была на то, что русские, находившиеся в Быстрике или в Марьино, заметят нас и возьмут в плен. Только так мы могли спастись от смерти и не замерзнуть.

«Бедный Вереш, — вспомнил вдруг я, — ему уже не страшен никакой холод! А вот я вынесу ли?»

После «чаепития» люди заползли в копны. Я остался один у гаснущего костра. Луна зашла за горизонт, начало светать, а кругом царствовало белое безмолвие.

6

Уже рассвело, когда один из наших солдат заметил, что с вершины холма по направлению к нам едут какие-то конники. Я доложил об этом генерал-майору Штомму и, взяв с собой солдата, пошел навстречу конникам. Уходя, я услышал, как полковник Шаркани пожаловался, что у него почему-то не стреляет пистолет.

— Не беда, — ответил я ему, — он вам пока, господин полковник, не потребуется.

Конники шагом ехали нам навстречу, впереди высокий офицер в меховой шапке. Когда до нас оставалось шагов пятнадцать, офицер скомандовал конникам:

— Стой! Вы мадьяры? — обратился он к нам.

— Да.

— Сколько генералов, офицеров и солдат?

— Два генерала, пять офицеров и восемнадцать солдат!

— Очень хорошо, — ответил офицер и тут же приказал, чтобы оружие мы сложили в одном месте, снаряжение — в другом, а сами построились.

Я распорядился так, как сказал русский офицер.

Полковник Шаркани стоял у костра рядом со старшим лейтенантом Бузинкаи, генерал Штомм — со своим офицером-порученцем. Пока я собирал оружие и снаряжение, ко мне подошел-унтер-офицер Халал и тихо сказал, что полковник Шаркани и старший лейтенант Бузинкаи покончили жизнь самоубийством за одной из копен. Я пошел посмотреть, так ли это.

Действительно, оба офицера лежали мертвыми.

Когда я шел обратно к группе, то увидел, что генерал Штомм держит маленький «дамский» пистолетик.

— Прощайте, ребята! — крикнул генерал.

Я схватил его за руку и вырвал пистолетик. Генерал не сопротивлялся. Пистолет генерала я бросил в общую кучу и, построив солдат, попросил офицеров тоже встать в строй.

Когда мы построились, к нам подъехали два конника. Они отконвоировали нас в село Быстрик. В селе офицеров завели в один дом, а унтер-офицеров и солдат — в другой. Меня охватило какое-то незнакомое до сих пор чувство облегчения. Теперь-то мы не умрем от холода.

У нас забрали удостоверения личности, прочие документы и драгоценности. Нас осталось пять офицеров и два генерала. Каждый молчал, думая о своем.

В соседней комнате все время кто-то разговаривал по телефону, — наверное, мы находились на узле связи батальона. Часа через три к нам в комнату вошли три русских офицера.

— Приветствую вас от лица советского командования, — по-венгерски обратился к нам один из вошедших. — Зовут меня Владимир Ольднер, по званию я старший лейтенант Красной Армии. Мой отец — венгерский эмигрант, от него я и научился говорить по-венгерски. Сейчас мы отвезем вас в вышестоящий штаб. Прошу всех пройти к машине!

Ехали мы минут пятнадцать, не больше. Вскоре нам предложили выйти из машины, завели в хорошо натопленный дом. Посреди комнаты стоял стол, накрытый белой скатертью, на столе — тарелки, чашки, ложки и вилки. В комнате находились три женщины в белых халатах.