Старший лейтенант Ольднер перевел слова одного русского офицера, который пригласил генерала Штомма и всех нас сесть за стол и позавтракать.
На столе была вареная и копченая рыба, икра, свежий белый хлеб, чай.
После завтрака нас проводили в соседний дом. Когда мы были во дворе, нас группой сфотографировали. И вновь мы оказались в теплой избе, где нас ждали врачи и сестры, одетые в белые халаты. Каждого из нас тщательно обследовали.
У нас в одежде нашли насекомых, дали какой-то порошок против них.
Ноги у генерала Штомма по самую щиколотку были обморожены. У меня фиолетовые пятна были на подошвах и на пальцах ног. Нам сделали уколы, перевязали ноги. Майор Чатхо пожаловался, что его ни во что не ставят, не дают ему никакого лекарства.
После врачебного осмотра нас повели в третий дом.
Двух генералов поместили во внутренней комнате, меня, Чатхо и старшего лейтенанта Эндреди положили в другой комнате.
Вскоре нашим генералам нанесли визит русские генералы и офицеры. Генерал Дешео великолепно знал русский язык, до войны он был военным атташе в Москве. (Позже он не раз говорил мне, что в свое время неоднократно докладывал венгерскому командованию о том, что Советская власть самым современным образом вооружила свою Красную Армию, но в Венгрии никто не хотел слушать его.)
Двое или трое суток провели мы в этой небольшой деревушке, названия которой я не знаю и по сей день.
Однажды утром за нами прислали грузовую машину и в сопровождении одного офицера и двух солдат отправили нас дальше в тыл, выдав перед отъездом по нескольку одеял.
Перед отъездом генерал Штомм попросил нас следить за дорогой, чтобы знать, куда нас направляют. Я сидел в заднем углу кузова и сквозь щель в брезентовом верхе пытался что-то увидеть. Местность показалась мне абсолютно незнакомой. Позже я узнал населенные пункты Синие Липяги, Репьевку, а вечером того же дня нас привезли на железнодорожную станцию Острогожск. Я заметил, что во всех этих местах шли ожесточенные бои. Наша машина остановилась где-то в центре села. Нас ждали. Выдали на ужин сала с белым хлебом, мясные консервы и чай. Генерал Дешео определил, что все эти продукты были из трофейного продсклада, захваченного русскими в Острогожске.
Нас ждали застеленные чистым бельем постели. Наших генералов снова поместили в одной комнате, нас — в другой. В нашей комнате расположились два русских часовых.
В тот вечер я почувствовал себя плохо и никак не мог уснуть. Я слушал храп старшего лейтенанта Эндреди и разговор русских часовых. К своему огромному удивлению, я вдруг обнаружил, что наши часовые говорят по-румынски.
Примерно в полночь мне понадобилось выйти во двор по нужде, и я попросил на это разрешение по-румынски.
Когда я вернулся, один из часовых спросил меня, где я научился говорить по-румынски.
— В Трансильвании, — ответил я. — В детстве жил там.
Часовые замолчали после этого, а я вскоре уснул. Разбудил меня часовой и подал большую кружку молока, кусок белого хлеба с апельсиновым вареньем. К варенью и хлебу я не притронулся, а молоко выпил залпом и снова уснул.
Утром часовые сменились. Румыны попрощались со мной, пожелав мне скорейшего возвращения домой.
После завтрака нас на грузовике повезли куда-то дальше. Переехали через Дон и остановились на станции Давыдовка. В дорогу нам дали два мешка с продуктами. Один из мешков мы несли сами, чтобы часовой был свободен от ноши. Майор Чатхо и старший лейтенант Эндреди наотрез отказались нести мешок, ссылаясь на свои офицерские звания. Они пристроились к генералу Штомму, который шел на костылях, говорили, что будут помогать ему.
У меня ноги тоже были перебинтованы, однако, несмотря на это, я взвалил себе на плечи мешок с продуктами и зашагал рядом с первым часовым. Ноги сильно болели, но я старался не замечать этого и не отставал.
Когда мы шли мимо железнодорожного состава, какой-то мужчина, шедший нам навстречу, вдруг спросил по-венгерски:
— Вы венгры? Если мне не изменяет зрение, вы капитан Гёргени? Я вас сразу узнал по фотографии, которая была помещена в газете «Правда». А где же ваши генералы?
— Идут сзади, — ответил я. — У генерал-майора Штомма обморожены ноги, и он идет на костылях.
— У вас тоже ноги обморожены, я вижу, как вы ступаете. — Мужчина на миг остановился возле меня и, немного помолчав, продолжил: — Я венгерский эмигрант Золтан Ваш.
Затем Ваш по-русски сказал нашему часовому, что надо подождать, пока подойдут остальные. Когда полей шли наши генералы, Ваш постучал в дверь одного вагона-теплушки. Дверь открыли. Нам помогли залезть в теплый вагон.
Мы расположились на нарах. Золтан Ваш представил нам хозяев вагона: Эрне Гере, Михая Фаркаша и Гезу Кашшаи.