Один из первых

Значит, действия венгерского и немецкого командования не были в нужной степени согласованы. Я высказал свор мнение Шоймоши. Успех наступления в то время решало продвижение 3-го корпуса. Части нашей 9-й дивизии утром перемешались, а затем привели себя в порядок. К вечеру снова началось наступление вдоль шоссе Курск — Тим. Когда я прибыл в штаб, уже стемнело, хотя было только восемь часов. В это время в штабе как раз составлялось сводное донесение за день. Оно не доставило мне особого удовольствия. Нашей 9-й дивизии удалось установить связь с 6-й венгерской дивизией, подчиненной немецкому корпусу. Дивизия эта вошла в непосредственное соприкосновение с противником, а 387-я немецкая пехотная дивизия — левее ее в районе Линовки. Передовой танковый отряд 16-й немецкой механизированной дивизии вечером подвергся бомбардировке противника в районе Веловских Дворов, а затем натолкнулся на советские танки. В заключительном предложении говорилось, что 9-я дивизия задачу дня не выполнила, и самое печальное, что три ее батальона понесли серьезные потери в живой силе и технике!

Я прилег отдохнуть, но сон не шел.

«Ради чего, ради кого гибнут венгерские солдаты? — спрашивал я себя. — Каждое наступление имеет свою психологию. Мы, саперы, всегда выполняем то, что нам приказывают, где-то мы идем впереди войск, где-то вместе с войсками, а иногда, правда, и позади, в остальном мы остаемся только свидетелями происходящих вокруг нас событий».

И снова вечер, и снова новое донесение за день.

Оказалось, что у нас опять нет связи с нашей 6-й дивизией, переподчиненной немцам, Русские упорно сопротивляются. Наши потери: восемьдесят четыре человека убито (из них четыре офицера) и четыреста двадцать пять ранено (из них двадцать пять офицеров). И самое печальное, что дивизия не продвинулась ни на шаг. То же самое и с 16-й немецкой механизированной дивизией, которая была отброшена назад контрнаступлением советских танков. Она не смогла переправиться через реку Тим и выйти к нашим дивизиям. Все передовые отряды были остановлены, а немецкий механизированный корпус уклонился от удара советских механизированных частей. Поздно вечером мы были в тридцати пяти километрах от Старого Оскола. Между тем в одной из строительных рот, приданных 3-му корпусу, произошел трагический случай.

Командир роты вместе со мной был в штабе, когда ему сообщили, что в его роте случилась беда. Что бы это могло быть? Конечно, меня обеспокоило случившееся. Я был постоянно связан с этим офицером, получал через него необходимые материалы. Разумеется, я отправился вместе с ним. Мы прошли уже километра полтора по направлению к нашим тылам, как адъютант, шедший с нами, внезапно остановился. Мы были уже во втором эшелоне. Здесь обычно выгружают боеприпасы, после чего их развозят по частям. Сквозь редкий березовый лес мы увидели жуткое зрелище: в кружке вооруженных солдат сбились, словно овцы, какие-то люди.

— Эти типы отказались повиноваться, не стали разгружать боеприпасы, — доложил нам командир роты. — Я получил приказ отправить их в тыл, в военный трибунал. Остальных из роты, в которой они служили, распределить по саперным подразделениям, где нужны рабочие руки.

Мы молча отправились обратно. Я почему-то подумал, что и эта ночь будет беспокойной, но ошибся. Усталость сковала меня, и я, вернувшись в штаб, заснул. Проснулся оттого, что денщик сильно тряс меня за плечо. Оказывается, он несколько раз звал меня, но я не откликался, и он решил, что со мной что-то случилось. Поздно ночью пришла сводка. В ней говорилось: