Один. Сто ночей с читателем

Кстати говоря, лучший кусок в фильме, как мне кажется, – это клип на песню Юрия Лозы «Мой маленький плот». Вот это то самое, когда музыка вставляет свой нож в зазор между формой и содержанием. Песня «Мой маленький плот» сама по себе – довольно сопливое произведение мачо-неудачника (ну, лирического героя я имею в виду, конечно). Но когда Балабанов подложил её под свой видеоряд – маньяк с пристёгнутой к мотоциклу жертвой едет по дороге, по промзоне страшной, везёт насиловать, а кругом грязный пригород и жуткие производственные какие-то сущности, – эта песня зазвучала по-другому. В ней отразился весь набор восьмидесятых годов: слюнтяйство, саможаление, чудовищная грязь, цинизм, насилие – всё вместе зазвучало. Вот эту великолепную полифонию Балабанов создал в «Грузе 200».

Балабанов – это режиссёр, не скажу, что посткинематографический, но в известном смысле постсоветский, режиссёр постжизни. Отсюда – вот этот гениальный метафорический трамвай в первом «Брате», пустой трамвай, трамвай, лишённый содержания. Но при этом Балабанов описывает привлекательную, неотразимую силу пустоты.

Мне кажется, в чём он абсолютно велик – так это в умении найти исчерпывающую метафору. Как эти среднеазиатские люди или как эти монголоидные типы (у Балабанова было особое отношение к Азии) в «Кочегаре» и в «Про уродов и людей» маркируют собою бессильное, гибнущее добро, развращённое, спивающееся, так же у него этот пустой трамвай был метафорой эпохи, в которой не осталось содержания, не осталось смысла.

Помните эти плакаты: «Путин – наш президент. Данила – наш брат»? Это очень хорошо корреспондирует с известной статьёй Александра Жолковского «Путин как пустотность» – вот эта пустотность лексики, пустотность образа. Или замечательная формула Леонида Кроля, очень хорошего психолога: «Путин контактирует с внутренней пустотой каждого из нас». Блистательная формула! И вот с этой внутренней пустотой каждого из нас Данила Багров тоже контактирует. Это страшная пустота! «Мы лежим на склоне холма, но у холма нет вершины», – песней группы «Наутилус Помпилиус» венчается фильм «Брат». Когда Балабанова спрашивали: «Можно ли сказать, что Данила – герой нашего времени?» – он мрачно отвечал: «Не знаю, герой ли нашего времени, но то, что герой – безусловно». Да, он первым сформулировал, первым поймал нового героя, который лишён внутреннего содержания.

Что касается таких фильмов, несколько более сентиментальных, как «Мне не больно» и «Я тоже хочу». Почему я их объединяю? Потому что здесь в названиях есть личные местоимения, и «мне» – здесь, конечно, ключевое слово. Это самые исповедальные картины Балабанова. «Мне не больно» – фильм, притворяющийся комедией или таким сентиментальным кино, хотя на самом деле это довольно мрачная история.

Но что для меня наиболее привлекательно в этом фильме? Это тоже пойманная Балабановым сложная эмоция его отношения к жизни. Ведь там героиня Ренаты Литвиновой умирает. И вот то, что ей не больно, то, что ей уже не страшно – это тоже примета постжизни. Потому что единственное честное, единственное настоящее, что в этом мире осталось, – это смерть. Страшный такой подход, конечно, но сделано здорово. Это такая милая, почти трогательная картина, но смертоцентризм, такой культ смерти, Балабанову присущий, там очень хорошо воплощён. Для него единственно честное, что есть, – это смерть. Поэтому и исход его пути так трагичен и так закономерен.

И, конечно, «Жмурки» – абсолютно великая картина, где и Алексей Панин сыграл свою лучшую роль, и Никита Михалков, по-моему, одну из лучших и где полностью реализовалось умение Балабанова договорить до конца, докрутить винт. Что там смешно? Абсолютная последовательность. Вот он снял всё, не давая иллюзии выхода, снял всё как есть, ткнул человека лицом в реальность со всей своей художественной силой. И потому Балабанов был и остаётся гениальным летописцем нашего эмоционального состояния.

Честь и совесть, или Боль уходящего времени (Дмитрий Мережковский, Валентин Катаев)

[15.05.16]

Друзья!

Подавляющее большинство попросили лекцию о Мережковском. Будет лекция о Мережковском. Тем более что Дмитрий Сергеевич – один из моих литературных кумиров и говорить о нём мне всякий раз радостно.

– Читали ли вы Аствацатурова? Слушали ли его лекции? Что думаете о его мировоззрении?