Один удар

— Прекрати, Киран, — предостерегающе прошипел мужчина, с силой сжимая зубы.

— Нет, думаю давно пора было расставить все точки, Никай. Ты слишком жадно хватаешь все то, что принадлежит мне. И оценка собственной необходимости при этом ох как вторична.

— Ты переходишь границы, — до побелевших костяшек сжимая ручки кресла, прохрипел мужчина — Остановись. Ты сам не понимаешь, что говоришь.

— А может наоборот? Понимаю куда больше, чем ты ожидал? Мой трон, моя корона… А теперь и моя леди? Ты ведь специально выяснял, насколько она важна для меня, чтобы определиться, насколько эта пешка стоит игры, да? Пусть важность ее роли для меня окончится моим исцелением. Но она важна Зверю. Поэтому ты вдруг воспылал к ней симпатией? Это ты называешь достойной благодарностью? И что за альтернативу ты можешь ей предложить? Насколько далеко готов зайти в своем стремлении отомстить за жестокость нашего отца? В отместку, отнять у меня все, до чего способен дотянуться? Женишься на ней, чтобы исправить возникшую по моей вине несправедливость? Думаешь, вместо титула королевы ее вполне устроит титул твоей постельной грелки?

— Титул королевы?! — внезапно горько ухмыльнулся Никай — Увы, Киран. Предлагать его не твоя прерогатива!

— Пока что, — кивнул король — Но не сегодня завтра Зверь окончательно проснется и…

— И ничего не изменится! — рявкнул регент и, прерывисто вздохнув, и достал из кармана туго свернутый свиток пожелтевшего пергамента — Ничего уже не изменится, брат… мне жаль.

— Тебе жаль… — побледнел Киран.

Он кинул быстрый взгляд на брата и снова опустил глаза на замерший перед ним предмет. Очень осторожно взял небрежно брошенный на столик лист и неуверенно спросил:

— Что это? — а затем, не дожидаясь ответа, чуть подрагивающими пальцами сразу же принялся снимать с документа тугой кожаный ремешок.

...

Никай не торопил брата. Минуты складывались в десятки минут. Время текло медленно и неспешно, словно издеваясь над мелкой дрожью королевских рук и холодной бледностью его неподвижного лица.

Казалось, что Киран превратился в недвижимую статую. Лишь слабо дергающийся острый кадык да все тот же предательский тремор выдавали ту бурю эмоций, которая билась непокорными волнами в его стонущей от боли душе.

— Как… как давно ты знал? — с усилием справившись с сухим треском севшего голоса, произнес, наконец, монарх.

— Не так давно, как ты думаешь, — глухо и с легкой обидой отозвался регент — Но и не столь недавно, чтобы не успеть это обдумать.