Одиннадцать видов одиночества

Не буду докучать вам остроумным, по-хемингуэевски сухим диалогом, имевшим место в тот вечер, когда я вышел из-за ширмы и Джоан, оторвавшись от раковины, стала читать объявления, капая мыльной пеной на страницы журнала; можно пропустить и мой сердечный, но так ничего и не объяснивший телефонный разговор с Бернардом Сильвером. Перейдем сразу к тому, как двумя днями позже я, после часовой поездки на метро, оказался у него дома.

— Мистер Прентис? — догадался он. — Как, вы говорите, вас зовут? Боб? Отлично, Боб, я Берни. Проходите, располагайтесь поудобнее.

Думаю, в этом месте следовало бы кратко описать и самого Берни, и его квартиру. Ему было лет сорок, а может, и под пятьдесят, ростом он был гораздо ниже меня и куда более коренастый; на нем была дорогого вида бледно-голубая рубашка поло, в брюки он ее заправлять не стал. Голова у него была, наверное, вполовину меньше моей, и редеющие черные волосы были зализаны назад — как будто он специально стоял под душем, задрав подбородок вверх; лицо его выражало полнейшее простодушие и самоуверенность.

Квартира была очень чистая, просторная, в кремовых тонах, со множеством ковров и арок. В узкой нише рядом с вешалкой («Снимайте пальто и шляпу, так, отлично. Давайте повесим его на вешалку, и все будет в порядке. Вот так, отлично») я заметил несколько фотографий в рамках, на всех были солдаты в форме Первой мировой, группами, в разных позах и антуражах, но в гостиной на стенах никаких картин не было — только несколько бра из кованого железа и пара зеркал. Тем не менее, оказавшись в комнате, человек уже не обращал внимания на отсутствие картин, потому что все внимание сразу же приковывал к себе один-единственный изумительный элемент меблировки. Не знаю даже, как его назвать — греденция? — но как бы эта штука ни называлась, она казалась бесконечной: в каких-то местах она была высотой по грудь, в каких-то — только по пояс, и в отделке использовались как минимум три разных типа полированного коричневого шпона. В одной ее части стоял телевизор, в другой радиола, в третьем месте она сужалась и превращалась в полки, на которых были цветы в горшках и маленькие статуэтки: еще одна часть со множеством хромированных ручек и хитрых выдвижных панелей служила баром.

— Имбирный эль? — спросил он. — Мы с женой не пьем, но стакан имбирного эля предложить могу.

Наверное, жена Берни всегда уходила в кино, когда он назначал собеседования; потом мне, впрочем, довелось с ней познакомиться, но до этого мы еще дойдем. В тот первый вечер дома никого больше не было, мы сидели на скользких дерматиновых стульях со стаканами имбирного эля в руках, и речь шла исключительно о деле.

— Во-первых, — начал он. — Скажите мне, Боб, вы знаете книгу «Меня поймали»?

Не успел я спросить, о чем идет речь, как он достал ее из какого-то тайника своей греденции и протянул мне: дешевое издание, которое до сих пор можно найти в табачных лавках, якобы воспоминания нью-йоркского таксиста. Потом он стал пересказывать подробности, а я рассматривал книжку, кивал и думал о том, что лучше мне было вообще не выходить из дома.

Бернард Сильвер тоже был таксистом. Он работал таксистом уже 22 года — ровно столько, сколько мне было лет, и в последние года два он стал думать, что нет никаких причин, почему слегка беллетризованная версия его собственных историй не могла бы его обогатить.

— Взгляните, — сказал он.

На этот раз из недр греденции была извлечена аккуратная коробочка с карточками — небольшими, три на пять дюймов. Сотни историй, говорил он мне; все разные; и хотя он дал понять, что далеко не все можно назвать в строгом смысле правдивыми, он ручался, что по меньшей мере крупица истины есть в каждой. Представляю ли я, что может сделать с таким богатством материала по-настоящему хороший литератор? И сколько этот литератор мог бы наварить на своих жирных процентах от журнальных публикаций, книжных гонораров и продаже прав на экранизацию?

— Не знаю, мистер Сильвер. Мне нужно над этим подумать. Наверное, мне надо сначала прочитать эту книгу, чтобы понять, могу ли я что-то…

— Нет-нет, подождите. Не бегите впереди паровоза, Боб. Во-первых, читать эту книгу вообще не стоит, потому что вы из нее ничего не узнаете. У него там сплошные гангстеры, дамочки, пьянки, секс и так далее. Я вообще не такой.

Я сидел, жадно поглощая имбирный эль, будто меня мучила неутолимая жажда, и рассчитывал уйти, как только Берни закончит объяснять, насколько он вообще не такой. Берни Сильвер — теплый человек, сказал он; обыкновенный человек, рубаха-парень с большим сердцем и реальной философией жизни; понимаю ли я, что он имеет в виду?

В таких ситуациях я умею отключаться (это просто: нужно посмотреть говорящему прямо в рот и начать следить за бесконечными ритмическими изменениями его языка и губ, и ты моментально теряешь способность воспринимать то, что он говорит), и я уже было приготовился этим заняться, но тут он сказал: