Одиннадцать

– Только на шторки не вставай – могут открыться, – ответил пилот, не расслышав вопрос.

– То есть? – не понял Ефим.

– Не вставай, говорю!

– Надо-то больно, – прошептал Ефим и улегся на лавку, ещё раз развернув бумагу, чтобы лучше запомнить.

Вертолет бросало, но это не было важным – Ефим незаметно уснул.

Через неопределенное время, Ефим почувствовал, что его кто-то трясет. Это был помощник командира – второй пилот, наверное.

– Прочитал? – спросил он.

– Да, – ответил Ефим.

– Всё понял?

– А чего тут понимать? – ответил Ефим, немного громче, чем шум винтов, который усилился, когда они залетели в распадок между гор.

– Верни, – попросил пилот.

Ефим протянул листок.

Пилот взял лист, сложил пополам, спрятал в нагрудный карман.

– Ну, а коль так, Ефим Тимофеевич, тогда раздевайся – приземляемся.

– Это ещё зачем? – не понял Ефим.

– Мы должны быть уверены, что, кроме того, что вам положено по условию, у вас больше ничего не будет. А как это узнать? Только так – выгрузить вас на поляну, в чем мать родила.

– А нательный крест? – Ефим теребил медный маленький крестик на тонком сермяжном шнурке, висевший на шее.

– Крестик оставь.

– Спасибо и на этом.

– Не за что.

– А одежда и снаряжение на поляне?

– Ты их получишь, как только встанешь на землю.

– А мой напарник? Когда я его получу?

– Ты его сам найдешь. Он где-то там уже. Точно не знаю где, но уверен, что не потеряетесь.

– То есть? – продолжил фразу Ефим.

– То есть он идет параллельным курсом. Вы одновременно высадитесь на землю.

– Понятно. Конспираторы хреновы! – сплюнул Ефим, стягивая одежду. – Даже чаем не напоите напоследок?

– Прости, Ефим Тимофеевич – не напоим. Не положено.

– Положенных – Е!.. – ну, в общем, вы меня понимаете, товарищ полковник! – огрызнулся Ефим.

– Понимаю, брат, – улыбнулся пилот. – Понимаю.

– Ну что ж, господа вертолетчики, тогда я готов. – Ефим остался в одних полосатых трусах в салоне приземляющегося вертолета. – Трусы сниму, когда земли коснемся. Не удобно как-то вам тут светить своё преимущество. Да и боюсь коки отморозить в вашей жестяной банке. Не возражаете, я надеюсь?

– Не возражаем, – ответил пилот.

Вертолет коснулся земли.

Ефим снял последний предмет одежды, положил его поверх остальных и произнес:

– Дарю на память. Смотри, не потеряй, солдатик!

– Верну в сохранности, – пообещал провожатый, открывая дверь пассажирского отсека. – Пошел!

– Сам пошел! – цыкнул Ефим и прыгнул босыми ногами на холодную траву. – Сколько время?

– Ровно полдень! – Машинально ответил пилот, скользнув взглядом по часам.

– Двенадцать, что ли?

Пилот кивнул:

– …

– И на том спасибо.

Поднялась лесенка, дверь захлопнулась.

Где мои вещи?! – крикнул Ефим…

С дугой стороны машины, со стороны «шторок» из запасного, видимо, выхода на поляну упал холщевый мешок, полный чего-то. Ефим заметил это падение и показал большой палец: «Данкэ!»

«Жув—жув-жув» рубили воздух лопасти над головой, холодный ветер прижимал траву, кусты и голую фигуру человека к земле.

– Сваливайте уже бляха-вашу маму-муха! – заорал Ефим и зло махнул рукой в сторону.

Пилоты махнули ему в ответ, дескать, пока, и «стрекоза» тут же взлетела, поднялась, наклонилась и ушла вправо за гору, как огромный зеленый автобус.

Вслед за ней, из-за спины, из-за небольших зарослей молодого осинника и каких-то кустов, стеной стоявших на краю поляны (скорей всего, над речушкой), тут же поднялась точно такая же машина, взяла курс и направилась следом.

Голый Ефим помахал и ей, но уже приветственно.

Через минуту всё стихло (оглушительная тишина!), только птички щебетали, да речка шумела в кустах.

– Стало быть, мой напарник где-то там за кустами, надо думать, за рекой, судя по шуму, – говорил сам себе Ефим. – Надо бы одеться – несолидно знакомиться голым. Тем более, там может баба оказаться – с них станется, уроды! Зря, что ли, они нас с разных сторон осиновой «ширмы» выгрузили? Конспираторы хреновы! Ладно, посмотрим, что тут у нас есть.

Ефим развязал не очень-то увесистый мешок. Пошурудив рукой только сверху, он сразу обнаружил одежду: самотканая рубаха, грубые шаровары, ичиги, шерстяные носки, вязаная кофта-душегрейка и меховая безрукавка. Трусов, естественно, никаких и в помине не было. По крайней мере, сверху их не было точно. А что там ещё завернутое в ткань и не мягкое, Ефим решил пока не распаковывать, чтобы время не терять и не устраивать здесь на поляне барахолку. Вот встретится с напарником (или напарницей) вместе всё и посмотрят, что у него, а что у него (или у неё! – черт бы их побрал с их загадками!)

Надев на себя штаны и рубаху, натянув на босу ногу ичиги, Ефим, выдернул из мешка топор, рукоятка которого так и просилась, чтобы её выдернули, положил этот самый топорик себе на плечо и, не спеша, пошел к «осиновой ширме», к реке, за которой, как он предполагал, должен был находиться его напарник. (Или напарница… Человек, одним словом!)

Когда до рощи оставалось несколько метров, Ефим услышал свист.

– Напарник, – крикнул он и свистнул в ответ.

Свист повторился снова.

– Слышу, слышу! – Ефим прикинул, откуда раздается свист.