Одиночество дипломата

Жизнь семейства Буллитов следовала классическому канону, запечатленному в манновских «Будденброках». Билл окончил престижную частную школу Деланси, в которой считался одним из первых учеников. С детства благодаря стараниям матери он бегло говорил по-французски, затем, проведя несколько лет в Мюнхене и Вене, в совершенстве овладел немецким. В Йельском университете Билл был главой театральной ассоциации, редактором студенческой газеты «Йель Ньюс» и президентом ораторского клуба. «Самый блестящий студент», по признанию его однокурсников, после получения бакалаврской степени поступил в 1912 году в Гарвардский университет, но проучился там всего год. Несмотря на все желание отца видеть Билла потомственным юристом, тот оставил Гарвард, заявив, что не находит интереса в правоведении.

О формировавшемся характере молодого человека говорит история с его последним учебным днем в Гарварде. Джозеф Биль, профессор-законовед с сорокалетним стажем, жесткий и ироничный, был грозой студентов в классных комнатах. В дискуссии с Билем нужны были крепкие нервы и изощренный ум. В тот день Буллит упорно защищал свою точку зрения (разбиралось дело о незаконном владении оружием). Раздраженный профессор после обмена мнениями посоветовал студенту перейти в духовную семинарию, «которая находится всего в трех кварталах отсюда». В аудитории раздался хохот, а Буллит покинул класс и первым же поездом отправился в Филадельфию, успев на площадь Риттенхауз как раз к ужину.

Уильям Буллит-старший, известный далеко за пределами своего города предприниматель, разбогатевший на поставках угля для пароходных компаний, умер весной 1914 года. Семье остались значительные финансовые средства. Уильям с матерью решили сменить обстановку и предприняли большой европейский тур. В августе 1914 года, когда в Европе началась Первая мировая война, Буллиты остановились в гостинице «Националь» в Москве. Этот приезд стал первым знакомством Билла с древней столицей России. На улицах и площадях первопрестольной шли нескончаемые патриотические демонстрации с хоругвями и портретами Николая II, и тысячи людей желали умереть «за веру, царя и отечество». На пути домой «нейтральные» американцы посетили Берлин, Париж и Лондон. В каждой из европейских столиц проходили не менее многолюдные патриотические шествия, где тысячи людей уверовали, что Бог и Правда на их стороне.

Из Лондона Билл послал свои первые заметки в газету «Нью-Йорк Таймс». Он мечтал стать военным корреспондентом (подобное пытался делать другой молодой патриций, Уинстон Черчилль), но американское министерство обороны отклонило прошение Буллита. По возвращении в Филадельфию Билл становится репортером ведущей городской газеты «Паблик Леджер» с зарплатой десять долларов в неделю и поручением вести полицейскую хронику. Потомственный филадельфийский джентльмен оказался неплохим репортером, бойким и пронырливым, а его хлесткие репортажи все более привлекали читательское внимание и нередко занимали первую полосу газеты.

Весной 1916 года Буллит женился на Эрнесте Дринкер, девушке из лучших семейств города. Дочь президента одного из филадельфийских университетов была, по отзыву младшего брата Билла, «поразительной красавицей с темными волосами, сияющими глазами… тонкой фигурой… остроумной говоруньей». Как признавалась разборчивая невеста матери, она получила столько предложений руки и сердца, что перестала их считать, сбившись на пятидесяти. Ее салонный портрет приобрел в коллекцию нью-йоркский музей Метрополитен.

В мае 1916 года молодожены отправились за океан. «Паблик Леджер» обзавелась собственным европейским корреспондентом, к тому же никогда не нуждавшийся в деньгах Билл отказался от гонораров. Буллит брал интервью у государственных мужей Бельгии, Германии, Австро-Венгрии. Не лишенная литературного дара, Эрнеста Дринкер рассказала о затянувшемся «медовом месяце» в книге «Дневник без цензуры».

«Билл отправился на восточный фронт, — писала Эрнеста. — Он летал на аэроплане над русскими позициями, был обстрелян и получил море впечатлений». Молодому американцу удавались беседы не только с германским или австрийским имперским истеблишментом, но и с простыми солдатами — баварцами, мадьярами, тирольцами, возвращавшимися с фронта. Эрнеста описывала, как Билл умудрялся обходить немецкую военную цензуру, балансируя на грани между «нейтральным корреспондентом» и «агентом враждебной державы».