«Старый, неисправимый, вечный холостяк» — это все о нем, главбухе завода железобетонных изделий или для краткости ЖБИ. Трудовой коллектив у них сложился сродни выпускаемой продукции крепкий, спаянный, как любит говорить районный идеолог, и преимущественно мужской. Что с одной стороны хорошо — мужики за спиной не шушукаются, не сплетничают, один другого не обсуждают, как бабы, а с другой не очень. Женский уют, тепло, забота никому не помешали бы. Хотя Николаю Васильевичу грех жаловаться: все сотрудницы бухгалтерии — женщины, причем замужние. Но амур исключен. Дамы строгих нравов, если и влюбляются, то исключительно в финансовый отчет года. Это главный документ, в котором все до последней цифры, а не только дебет с кредитом, должно сходиться.
Николай Васильевич утром с удовольствием идет на работу. Его тянет на завод отнюдь не производственная атмосфера, а как раз женская. За возможность пожить в ней 7–8 часов сам готов приплачивать… Иной раз он ощущает себя этаким благоухающим нарциссом в оранжерее, за которым внимательно наблюдают, старательно ухаживают, лелеют.
А до чего же мелодичны женские голоса! Они то переливаются в разной тональности, как птичьи трели по весне, то внезапно умолкают, чтобы снова овладеть пространством и ласкать твой нежный слух не хуже листопада или горного ручья.
— Доброе утро, Николай Васильевич! — ангельскими голосочками дружно приветствуют его сотрудницы. Все нужные бумаги уже на столе, а в чашке дымится свежезаваренный зеленый чай с лимоном.
Дверь кабинета он обычно оставлял открытой, показывая тем, что у него нет секретов, они одна команда. Да и удобно так работать: всегда можно что-то уточнить, не вставая из-за стола.
В понедельник около полудня позвонила секретарша и пригласила к директору. Николай Васильевич взял папку для доклада и направился к выходу. Уже на пороге приемной вспомнил, что документ о финансовых платежах за последнюю неделю остался в столе. Пришлось вернуться.
— Говорят, директор недоволен нашим «козликом», не случайно на ковер вызвал, — услышал он на пороге бухгалтерии звонкий голос Тамары.
— Слышала, что он хочет свою любовницу, Таньку с экономического отдела, главбухом сделать, — низким голосом контральто вторила ей Маргарита. — Не хотелось бы таких кадровых перемен. Лучше уж витающий в облаках старый холостяк, чем эта прокуренная идиотка с пышной грудью и куриными мозгами.
Все засмеялись, кроме Николая Васильевича, застывшего у неплотно закрытой двери. Он впервые оказался в незавидной роли подслушивающего и ничего не мог поделать.
— Интересно, девки, почему он ни разу не был женат? «Козлик» — импотент? — от неожиданного предположения прыснула со смеху черноглазая Лидка, мать троих детей.
— Сорокалетний девственник — это приговор мужику, — змеей прошипела в углу Болеславовна, уже вступившая в предпенсионную пору.
Он специально закашлял, прежде чем войти. Ни на кого не глядя и ничего не говоря, быстро прошел к столу, взял в верхнем ящике нужную справку и так же в полной тишине вышел.
Николай Васильевич пробыл у директора всего несколько минут: тот спешил в райисполком и взял документы с собой. Вернувшись на рабочее место, главный бухгалтер впервые за долгие годы закрыл за собой дверь кабинета. Он никого не хотел видеть и слышать.
Больше всего его мужское самолюбие задело не обидное, от фамилии образованное прозвище «Козлик», а иностранное словечко импотент, произнесенное со смехом и издевкой. Как можно вот так бесцеремонно, без стыда и совести, за глаза обсуждать чужую, не совсем удавшуюся, личную жизнь?
А не женился он потому, что никого не смог полюбить так, как Юлю из 11 «Б». На проводах после жарких поцелуев она поклялась, что дождется его возвращения из армии, а через полгода вышла замуж. Николай, когда из маминого письма узнал об этом, на эмоциях едва не свел счеты с жизнью. Потенциальную смерть — заряженный автомат Калашникова в ту бессонно-тревожную ночь на плече носил, находясь на посту. И только любовь к маме, мысли о ней не позволили нажать на спусковой крючок и произвести роковой выстрел.
…Утром Николай Васильевич проснулся разбитым, больным. Трудно было дышать, ломило все тело. «Наверно, температура под 40», — подумал, едва поднявшись с постели. За окном — нудный дождь, грязь и непроглядный туман.
Впервые ему совсем не хотелось идти на работу, вдруг показавшуюся каторгой, и он даже обрадовался, что заболел. Есть уважительная причина остаться дома, где ему хорошо, даже когда не здоровится.
На второй день после возвращения с боевой операции Леша получил письмо от жены. Едва начал читать, сразу почувствовал в душе тепло согревающих слов: