Одиночество Мередит

Она поспешила сменить тему, и я поняла: возможно, в душе она надеется, что это не исключено. Если у нее действительно будет еще ребенок, я рада, что отцом станет Колин. Он один из тех любящих, преданных и щедрых парней, рядом с которыми хочется видеть лучшую подругу, и к тому же он действительно подходит Сэди — веселый, терпеливый и отлично ладит с ее детьми. Конечно, мне было страшновато с ним встречаться. Но он, похоже, тоже нервничал, и когда Сэди ушла в туалет, оставив нас одних в самом тихом уголке паба, он наклонился ко мне через стол и сказал, что Сэди очень мной гордится.

На прошлой неделе Джеймс и Матильда остались у меня ночевать, а Колин повел Сэди в ее любимый ресторан и сделал ей предложение. Она позвонила мне в полночь и прокричала: «Мередит Мэггс, готовься стать подружкой невесты!» Они собираются пожениться зимой, и я никогда не видела Сэди такой радостной и взволнованной.

— Можешь прийти на свадьбу с кавалером, — сказала она сегодня утром, когда я забирала Матильду.

— Ты это уже говорила.

— И еще раз повторю.

— Посмотрим, до декабря еще далеко.

— У Колина есть парочка неплохих неженатых друзей, — подмигнула мне Сэди.

— Давай закроем тему.

На самом деле, свидания — это последнее, о чем я сейчас думаю. Люди постоянно твердят о том, что жизнь надо с кем-то разделить, но делиться своей я пока не готова. Хотя я в любом случае делюсь — с сестрой, друзьями и Джеймсом. И с Матильдой, чьи крошечные, испачканные песком пальчики сжимали мои, пока мы шли по пляжу к машине.

Она остановилась и протянула ко мне руки. «Мей», — пролепетала она, я подхватила ее и крепко обняла. Затем достала телефон и сделала селфи наших улыбающихся лиц.

День 1510 Пятница, 6 сентября 2019

В кои-то веки Фи приехала вовремя.

— Мэгги родила, — сообщила она, открывая пассажирскую дверь.

— Мэгги тети Линды?

— Ага. Мальчишка. Розовые кофточки не пригодятся.

Я улыбнулась:

— Передай ей мои поздравления.

— Передам. Она про тебя спрашивала.

— И что ты ей сказала?

— Ничего особенного. Что у тебя все хорошо. — Она дождалась, пока я пристегну ремень, и выехала на дорогу. — У тебя же все хорошо?

Я рассматривала чужие дома из окна машины.

— Да, пожалуй, так и есть.

Фиона включила радио, и машина наполнилась громкой музыкой. Я убавила звук, сосредоточила взгляд на дороге, наблюдая за людьми — одиночками, парами, семьями. Через несколько минут мы проехали по Кингстонскому мосту, с которого открывается панорамный вид на величественные викторианские здания и яркий стрит-арт.

— Я нервничаю.

— Я тоже.

Фи крепче сжала руль. Я смотрела на костяшки ее пальцев, на бледные тонкие руки.

— Ладно. — Я вернулась к картинке за стеклом.

Кладбище было огромное. Живых людей не было видно, зато могил хоть отбавляй.

— Мы не привезли цветы, — сказала Фи, заглушая двигатель.

— Мне даже в голову не пришло, — призналась я. — Не думаю, что это так уж важно.

— Как мы вообще его найдем?

Мы разошлись и начали поиски с противоположных концов, а тучи нависали над нами все ниже. Я понадеялась, что мы найдем его до того, как пойдет дождь: зонта у меня не было.

Я читала имена и даты и узнавала, чем запоминаются люди. Кто-то был любящим мужем, кто-то — преданной матерью, настоящим ангелом, а кто-то ушел слишком рано. Некоторым не досталось ничего, ни одного прилагательного. Я размышляла о том, почему никто не счел возможным удостоить их хоть словом, выразить свою любовь.

У Майкла Янга оказалось небольшое узкое надгробие. Мы узнали, что его второе имя — Ангус, что он был сыном, братом, отцом. Надпись в нижней части плиты гласила:

«НЕ ПРЕДСТАНЕТ ОН ПЕРЕД СУДОМ — ОН УЖЕ ПЕРЕШЕЛ ОТ СМЕРТИ К ЖИЗНИ.

Евангелие от Иоанна 5:24».

— Это не может быть он, — сказала я.

— Даты рождения и смерти совпадают. — Фи села на корточки перед надгробием. — Наверняка он.

— Думаешь, он был религиозен? Не могу поверить.

— Почему? Мы о нем почти ничего не знаем.

Я долго смотрела на камень, потом перевела взгляд на нее:

— Наверное, меня это просто удивляет.

— Вполне возможно, не он решал, что будет написано на его надгробии, Мередит. Может, тот, кто устанавливал плиту, был религиозным человеком. Или одним из тех, кто говорит, что верит в Бога, но ходит в церковь только на Рождество.

Я не отрывала глаз от слов на камне. Сын, брат, отец.

— Я ничего не чувствую, — прошептала я самой себе, но Фи услышала.

— Я тоже, — сказала она и, морщась, встала. — Ох. Стареют мои косточки.

— Обычно, когда кладешь последний кусочек пазла, испытываешь такое удовольствие. Но сейчас я ничего подобного не чувствую.

— Может, это не последний кусочек, — пробормотала она.

Мы долго молчали. Я думала о ее словах: надеюсь, она была права.

— Я сейчас на четыре года старше, чем был он, когда умер. Такая короткая жизнь. Что бы ты ему сказала, если бы он оказался здесь? Если бы был жив и в один прекрасный день вдруг появился?

Фи усмехнулась:

— Я бы сказала: «О чем ты, черт побери, думал, когда с ней связывался?»