Одиночество Мередит

Мама была босиком и в старом плаще поверх платья с блестками. Она в нем почти тонула, по́лы подметали тротуар. Пояс отсутствовал, и она скрестила руки на груди, чтобы плащ не распахнулся. Я никогда раньше его на ней не видела. Мне даже стало интересно, где она его взяла, но я решила, что не хочу этого знать.

К лучшему или к худшему, но жизнь может измениться за считаные секунды. Люди делают свой первый и последний вдох. Машины разбиваются, самолеты падают в океан. Процесс исцеления после десятилетий душевной боли может начаться с простого жеста.

Или с вопроса: «У тебя все хорошо?»

Скажи она в тот вечер что-то подобное, это могло бы немного облегчить боль. Дать слабую надежду, что, возможно, когда-нибудь мне удастся оправиться от того, что сделал Лукас.

Но все оказалось гораздо прозаичнее.

— Мне нужны деньги.

У нее было обиженное выражение лица, будто это я просила об одолжении, а она хотела быстрее попасть домой и орать в подушку.

Я глубоко вздохнула:

— На что?

Она пожала плечами:

— Ну, на то, на се. Выручи мать-старушку, ладно?

— У меня нет с собой наличных. Я переведу тебе на счет, когда вернусь домой.

— Ты хорошая девочка, куколка. — Почему-то из ее уст это прозвучало очень обидно, словно «хорошая» была единственной характеристикой, на какую я могла рассчитывать. — Может, вернешься и выпьешь со мной? Пропустим по стаканчику на ночь. Только мы вдвоем.

— Нет, спасибо, мама. — Я отступила на пару шагов. — Я устала. Спасибо за ужин. Деньги я тебе перечислю, пятьдесят фунтов. Больше не проси.

— Слушаюсь, мэм. — Она, дурачась, поднесла руку к виску.

Я повернулась и пошла. Оглянулась, только пройдя несколько домов. Она все еще стояла на тротуаре, похожая на маленькую девочку, надевшую одежду своей матери. Я не смогла разглядеть ее лица.

Меня не удерживали.

Меня не накачивали наркотиками.

На меня не нападали в темном переулке посреди ночи.

Он не заклеивал мне рот скотчем.

Он не связывал мне руки за спиной.

Он не срывал с меня нижнее белье.

На улице похолодало. Я ускорила шаг и, чтобы отвлечься, стала искать глазами дома, которые помнила с детства. Некоторые из них с тех пор изменились: появились пристройки и новые окна; на подъездных дорожках стояли более красивые машины. Другие дома, в том числе мамин, остались прежними, просто состарились и приобрели более запущенный вид — обшарпанные стены, выцветшие занавески и неухоженные газоны. Я заметила дом мистера Линдси, учителя математики, у которого был роман с учительницей английского миссис Макгоуэн. Мне стало интересно, кто живет в его одноэтажном домике с серой дверью.

Через четыре дома от бедного мистера Линдси жила Джулианна Адэр, с которой я училась в начальной школе. Дом по-прежнему принадлежал ее родителям. Все лето, которое они проводили в своем фургоне на озере Лох-Ломонд, он пустовал. Мама не очень хорошо отзывалась об Адэрах, говорила, что они зазнались, когда выиграли в лотерею двадцать четыре тысячи фунтов. Маме не нравились люди, которые много о себе воображали. Похоже, она воспринимала чужую удачу или даже награду за труды как личное оскорбление.

Остаток пути я думала о Джулианне Адэр. Я не видела ее много лет и понятия не имела, где она сейчас и поехала ли с родителями на озеро. Вспоминала, как ее дразнили из-за проблем с глазом, а потом, лет в одиннадцать, ей сделали операцию, и она стала настоящей хулиганкой. Кажется, у Сэди была с ней стычка в школьном туалете, надо будет спросить. Такие вещи Сэди помнила лучше, чем я.

Продолжая думать о Джулианне Адэр, которая ни тогда, ни сейчас ничего для меня не значила и которую мне, возможно, не суждено было больше увидеть, я смогла дойти до дома.

Я не пыталась убежать.

Я не сопротивлялась.

Я не царапалась и не впивалась в него ногтями.

Я не истекала кровью.

Я не кричала.

День 1341 Четверг, 21 марта 2019

На улице стояла удивительная для этого времени года жара — наступившая весна больше напоминала лето. В последние несколько дней вишневое дерево в саду Джейкоба покрылось цветами и сейчас выглядело как огромное облако из сахарной ваты. Я отправила фото Селесте и показала дерево Тому, который приехал сегодня утром.

— Через пару недель все цветы осыплются. Тротуар превратится в пушистый розовый ковер.

— Короткая жизнь, — задумчиво произнес Том. — Как и у нас.

— Да, но оно цветет каждый год. Воскресает.

Он еще пару секунд смотрел на дерево, а потом сказал:

— Нам следует уделять больше внимания собственной жизни.

— Ты какой-то странный, — заметила я и ушла в дом, оставив его у двери одного.