Одиночество Мередит

Некоторое время мы сидели в тишине. Я смотрела, как птица садится на забор, а потом снова взлетает. Интересно, где она была и куда летит? И вообще, каково это — иметь возможность лететь куда захочешь и когда захочешь? Быть настолько маленькой, чтобы сидеть на самой тонкой ветке и взирать оттуда на мир?

— Если бы тебе пришлось стать животным, кем бы ты стал?

Он рассмеялся:

— Интересные вы задаете вопросы, мисс Мередит Мэггс. Признаюсь, я об этом никогда не задумывался. Ну, к примеру, мне нравятся кошки.

Том кивнул в сторону Фреда, который лежал на бетонной плите рядом с задней дверью. Он определенно домосед, не рискует уходить далеко.

— Ты бы хотел быть котом?

Том рассматривал Фреда, моего лучшего четвероногого друга.

— Гм, не уверен. Может быть, обезьяной. Всегда мечтал быть ловким, как акробат. Качаться в джунглях на лианах в компании хвостатых приятелей — по-моему, отличная перспектива.

Я представила Тома, висящего вниз головой, и не смогла сдержать смех. И поскольку у меня был полный рот смузи, все тут же полетело на свитер.

— Черт. — Я огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь, чем вытереться. Кухонное полотенце висело на ручке духовки в другом конце кухни. — Ну что я за человек, а? Со мной только в приличное общество выходить!

Я быстро стянула свитер через голову.

И тут нам обоим стало не до смеха. Том не мог оторвать взгляд от моих рук — эту часть тела я никогда никому не показываю.

— Мередит…

— Не надо, Том. Не надо.

Я вскочила слишком резко, что вызвало цепочку мелких происшествий, из-за которых скрыться от него и от его потрясенных глаз стало еще труднее. Я опрокинула стул: одна ножка задела перевернутый горшок, и смузи Тома полетел на пол. Стакан разбился, Фред в испуге подпрыгнул, а я в слезах выбежала из кухни.

Пробыв в ванной около получаса, я услышала, как закрывается входная дверь. Интересно, сколько времени понадобилось Тому, чтобы понять, что я не собираюсь выходить.

Я выдохнула с облегчением.

Освещение у меня в ванной мягкое — не люблю яркий свет, — но не настолько, чтобы скрыть многочисленные серебристые шрамы, ровные и четкие, покрывающие всю внутреннюю сторону предплечий. Они служат фоном для более свежих ярко-красных линий. Настолько свежих, что это даже еще не шрамы. Настолько уродливых, что Том не в силах был отвести от них взгляда — так люди смотрят на раздавленных животных или разбившиеся на автостраде машины.

Я так и не сказала Тому, каким животным хотела бы стать. Я закрыла глаза и представила себя дельфином в безбрежном океане: вода струится по моему гладкому, без шрамов, телу, и я плыву вперед, все дальше и дальше… Я сняла с крючка на двери халат, просунула в него руки и затянула пояс потуже.

2015

Четыре утра. Меня одновременно знобило и бросало в жар, я бесконечно устала и была полна энергии. Люди — как правило, те, у кого есть дети, — иногда говорят, что их будто тянет в миллион разных сторон одновременно. У меня было именно такое ощущение.

Я лежала на кровати, полностью одетая, с тех самых пор, как вернулась от мамы. Не помнила, как запирала входную дверь. Возможно, я вскипятила чайник, но не помнила, чтобы пила чай. Я не перевела ей деньги, значит, днем следует ожидать гневного телефонного звонка.

Я чувствовала себя грязной. Потянула за юбку, ощутила скольжение ткани по голой коже. По голеням побежали мурашки. Мне хотелось сорвать с себя одежду, но она создавала некий защитный слой, от которого я не готова была избавиться. Я перевернулась на живот и крепко зажмурилась.

Пять утра. У меня появилась сильная боль в глазах. Я собралась с силами, перевернулась на бок и свернулась калачиком. Представила себя ребенком, засыпающим в заботливых руках. Мне стало интересно, каково это — чувствовать, что ты в полной безопасности, что с тобой никогда не случится ничего плохого.

Шесть утра. Я услышала стук соседской двери, мягкие шаги, звук автомобильного мотора. Саира была врачом «скорой помощи» и часто работала по воскресеньям. Мы редко встречались, она возвращалась поздно, иногда ночью, но я знала, что она тоже живет одна. Когда мы виделись, то махали друг другу и улыбались, спрашивали: «Как дела?» — и отвечали: «Спасибо, хорошо». Я подумала, может, она даст мне таблетку, чтобы я смогла уснуть.

Семь утра. Мне стало холодно. Стараясь двигаться как можно меньше, я завернулась в одеяло, как в кокон, и снова закрыла глаза.

В голове возник детский голос Фионы: «Вспомни о чем-нибудь приятном». Легко сказать. Однажды кто-то спросил, какое у меня любимое воспоминание о летних каникулах. Я придумала какую-то историю, как мы пошли на пляж, я нашла там краба и так напугала сестру, что та уронила мороженое в песок. Но на пляж мы никогда не ходили.