Одиночество в сети. Возвращение к началу

– Я знаю ее, скажем так… не напрямую, не лично, – сказала она. – Опосредованно, через Алекса. Очень странная история… Давным-давно, когда я только начинала встречаться с ним, он приезжал ко мне или прилетал. И так мы встречались, гуляли, а когда не гуляли и не лежали в постели, он брал… А теперь, пожалуйста, не смейся! – добавила она, переходя на шепот. – Брал уроки математики, – рассмеялась она. – А если точнее, то уроки статистики, что для меня один черт. У себя в Цюрихе он этого делать не хотел, потому что боялся, что кто-то может узнать. Представляешь, директор крупного швейцарского банка не разбирается в статистике. Скандал, стыд и позор! В своем воображении он уже видел эти заголовки в газетах. И слышал эхо этого скандала. Статистику, как я позже узнала, Алекс знал в общем неплохо. Но он перфекционист, и не хотел, чтобы какой-нибудь молодой человек, работающий в его банке, козырял перед ним медианами, доминантами, гауссианами и чем-то еще, а ему оставалось бы только притворяться, что он все понимает. Он ненавидит притворяться, всегда хотел понимать все. До самого конца. Он всегда был таким, сколько я его знаю, а знаю я его вот уже более двадцати лет. Поэтому я начала искать ему учителя математики со знанием английского или немецкого, или испанского. К тому же, готового посвятить работе каждый день из двух отведенных на обучение недель. Я нашла девушку по имени Анна. Приходила к нам домой, они запирались, представь себе, в спальне и спустя два часа выходили. – Она засмеялась. – Полная противоположность стереотипному представлению о математичках. Тонкая, нежная, привлекательная. Алекс был от нее в восторге, тогда как я по десятибалльной шкале ревности ревновала его где-то между десятью и одиннадцатью. Он выматывал девушку до предела. Высасывал из нее все соки. Мало того, что, кроме математики, она обучала его статистике, так потом еще и эконометрии. Самое удивительное было то, что она все это умела. Людей, которые играют на музыкальном инструменте и знают математику я отношу к числу наделенных особыми мозгами. На мой взгляд, в таком мозге есть какие-то специфические, дополнительные, магические связи. И у Ани они, конечно, были. Я рассказываю тебе все это, потому что конец истории без этого длинного введения не имел бы смысла. Так что… – сказала она, когда они вышли из отеля, чтобы Карина могла закурить. – Мы с Аней подружились, – говорила она, затягиваясь сигаретой. – Она была моего возраста, очень нравилась Алексу, у нее было невероятное чувство юмора, и, кроме того, она говорила по-английски, поэтому мне не пришлось переводить во время наших разговоров втроем. Однажды мы случайно встретили ее в закусочной на рыночной площади в Познани. Она сидела с двумя подругами. Мы только на минуту остановились у их столика. Аня представила нас, мы немного поговорили. Вот такая случайная встреча друзей и типичный обмен любезностями. Я помню, что с ней была брюнетка с красивыми, магнетическими, малахитовыми глазами, совершенно не подходящими ее коже и цвету волос. Так вот, примерно неделю спустя мы с Алексом оказались в Париже. У него там были официальные встречи, и я увязалась за ним. Однажды мы пошли в Музей эротики неподалеку от площади Пигаль. Это была его идея. Он знает, что я очень люблю эротику, и не только в искусстве. Во всех других парижских музеях я уже бывала неоднократно, но он изыскивал такие, где я еще не была. И вот, представь себе, смотрим мы все эти крутые безрассудства, а тут вдруг перед какой-то картиной стоит наша Аня! А рядом с ней ее зеленоглазая подруга. Для Алекса не было в этом ничего особенного. Для него сегодня Богота, на следующей неделе Познань, а еще через неделю Париж – в порядке вещей. Для него это абсолютно нормально, для него мир маленький, а для меня нет. Если он где-то и маленький, то только в интернете.