Одиночество вдвоем

— Да вот думаю, — не сразу последовал ответ, — твоя жена мне тоже не нравится, но дочь… К твоему сведению, Лала в последнее время даже не убирала в моей комнате, куда ты, к великому моему сожалению, заходишь в последнее время все реже и реже. Что с тобой?

Сын призадумался. События последних дней, связанные с Эсмирой, поглотили его целиком. Он почти не видел отца, хоть и жил с ним рядом под одной крышей. Давно они, отец и сын, не сидели вместе за обеденным столом со стопочкой-другой водки.

— Извини, пап. Наверстаю упущенное. Замотался тут с больными. И с заведующей на ножах. Все не слава богу.

— С заведующей? Почему?

— Отказался от премии, которую заработал не я, а моя предшественница.

— Совесть — лучшая помощница в наше время.

— А ведь эту премию получили благодаря припискам. Вот написать бы в газету, — размечтался Бабирханов.

— Побереги лучше свои нервы, — строже перебил его отец. — Партизан восьмидесятых годов. Лучше подумай, как с семьей быть.

— Не знаю, папа. Честное слово, не знаю.

— Эсмира? — так же строго спросил отец.

Бабирханов вспыхнул.

— Кто тебе об этом сказал?

— Шофер такси, который на днях как-то подвозил меня. По-моему, он сын той самой пожилой соседки.

— Пьяница, — брезгливо поморщился Бабирханов.

— А вот и я, — шумно влетела в помещение медсестра и стала перекладывать покупки.

Отец встал.

— Ну, я пойду. Всего доброго, — медсестре, — а ты подумай, — предложил он сыну.

Бабирханов снова принялся за письмо. Медсестра, покончив со своей кладью, подошла к столу.

— Там двое больных, доктор. И такие нетерпеливые.

Врач бросил ручку.

— А я тут с отцом. Зови скорее. Только по одному.

Медсестра вышла и тут же вернулась. Следом вошли двое мужчин.

— Пожалуйста, по одному, товарищи. Я же предупредила.

— А мы к доктору по личному вопросу. И, если можно…

— Пожалуйста, пожалуйста. — Медсестра с готовностью удалилась.

Бабирханов почувствовал что-то неладное. Он впервые видел этих людей, пожелавших поговорить с ним с глазу на глаз.

— Садитесь.

— Нам некогда, доктор, — сказал первый, торопливо подходя к нему.

Неожиданный и сильный удар по лицу ошеломил Бабирханова.

— Ты что? Очумел?

Второй мужчина, подошедший сзади, ребром ладони ударил по шее.

На миг в глазах потемнело от боли.

— Сукин сын. Эсмиру захотел? Позорить нас вздумал? Вот тебе!.. Вот!.. На!..

Бабирханов, напружинившись от боли первых ударов, чудом вырвался из цепких объятий. Несправедливость случившегося удвоила его силы и ненависть к нападавшим.

— Сам ты сукин сын и подлец! Даже объясниться не даете!

Первый вытащил нож и передал его второму. Тот был явно невменяем.

— Ты слышал? Ты слышал? — лихорадочно говорил он. — Он сказал — сукин сын. Он обругал не только меня, тебя и нашу сестру, но и наших родителей. О, аллах, ты слышишь?

— Задень его, только не насмерть. Суд оправдает тебя.

Второй мужчина, раскрыв нож, стал медленно приближаться к Бабирханову. Глядя в его обезумевшие глаза, врач понял — этот не отступит.

— Повторяю еще раз тебе в лицо — сукин ты сын.

Психологически Бабирханов рассчитал точно. После последних слов нападавший должен был ринуться на него. Так и случилось. Но в следующий момент был сражен коротким, сильным ударом.

— Осторожно, — всполошился первый.

— Вдвоем на одного?! — грозно закричал Бабирханов и, не давая ему опомниться, ударом в солнечное сплетение уложил нападавшего на пол.

В нем клокотала злоба.

— Иди сюда, — приказал он первому, — тебя я упрячу за подстрекательство.

Вход медсестры совпал с криком скорчившегося на полу от боли. Увидев необычную картину, она заорала благим матом и вылетела из кабинета.

Первый мужчина, явно не из робкого десятка, спокойно подошел к доктору и, глядя на него в упор, отчеканил:

— Сегодня твоя взяла, доктор. Но смотри! Если я что-нибудь услышу или, того хуже, увижу, можешь прощаться с жизнью. Слово горца, запомни! Нас четверо. Не беда, если останутся трое. Подумай!

— Спрячь нож и уматывайся! А с Эсмирой… Да Эсмира сама все решит!

— А я говорю — нет!!!

— А мне на тебя наплевать! И давайте, дуйте отсюда, пока милиции нет. — Он помог встать второму, державшемуся за живот.

— Сегодняшний день я тебе припомню. Ты еще посмотришь! Оставь сестру в покое. Мое последнее слово. Честь сестры — честь ее братьев. Слово горца.

Едва они вышли, Бабирханов снял разорванный халат и подошел к зеркалу.

Весь подбородок был в крови, болела нижняя губа, разбитая в кровь.

Бабирханов умылся, причесался. Вспомнил последние слова. — Слово горца… Как клятва… А как они узнали? Вот черт… А медсестра где? — Он вышел, огляделся и вернулся. — Поликлиника словно вымерла. Ни больных, ни врачей. Но где они? — Бабирханов подошел к телефону. — Алло? Доктор, это я… Да, я… Что? Со мной ничего. Не понял? Какие бандиты? А-а-а… Нет, хотели ограбить… Да… Нет, незачем… Уже вызвали? Напрасно, напрасно… Мне только милиции теперь не хватает. — Он раздраженно повесил трубку, затем неожиданно рассмеялся.

Пугливо озираясь, вошла медсестра.

— Кто они? Знакомые ваши?

— И в глаза никогда не видел.

— Мужчины куда-то исчезли.