Одиночество вдвоем

— Знала бы, ни за что не согласилась бы на обмен. Три комнаты. Плевать на эти три комнаты, если ни в одной из них нет покоя. Все время в напряжении. Были две — было лучше.

— Но ведь папа жил один, и вдали от центра. Один, без присмотра, старый и больной человек.

— И он меня по-своему мучает. Холодильник ему убери. А куда я его уберу? На кухне нет места.

Телефонный звонок остановил Лалу. Она хотела поднять трубку, но в последний момент, безразлично всплеснув руками, отошла прочь.

— Слушаю. — Бабирханов узнал ее. — Да… Добрый вечер, Эсмира. У нас, у нас она. Играют дети. Им так хорошо вдвоем, не беспокойтесь… Проводим… или я, или Лала. Не за что. Пожалуйста. До свидания.

Лала в бешенстве подскочила к мужу.

— Им так хорошо вдвоем… Им так хорошо вдвоем. Это что, намек?

Вошел отец Бабирханова, незаметно отворивший входную дверь. Обычно он не пользовался своим ключом.

— Расскажи отцу о своей любви, — позлорадствовала Лала.

Отец молча снял плащ и, не глядя ни на кого из присутствующих, подошел к окну. Некоторое время он молчал.

С самого начала он не вмешивался в дела сына. Даже тогда, когда выбор сына пал на Лалу. Он не был против, но и не был за. Бехруз был его любимым сыном, связующим звеном между им и разведенной женой, которую он все-таки любил, но упорно не желал признаваться себе в этом.

Одиночество вдвоем с женой, вдвоем с сыном.

— А я-то думал, с обменом обрету покой, — дрогнувшим голосом сказал он, не оборачиваясь.

Лала громко всхлипнула.

— Он любит эту женщину…

Отец обернулся и строго глянул на сына.

— Она что? Серьезно?

— Говорю тебе, ненормальная. Уймись ты, Лала!

— А все же? — Отец подошел к сыну.

Неожиданно в дверь заглянули соседки и, потоптавшись, как-то неловко втиснулись в комнату. Тетя Полина, рослая пятидесятилетняя женщина, подсела к Лале, уже успокоившейся от слез.

— Лала, почему ты плачешь? Что с тобой?

— И дверь не заперта, — добавила Гюля, молодая и довольная собой женщина. — Добро пожаловать, воры.

— У него роман, — обреченно произнесла Лала.

— Ты только успокойся, — тетя Полина сразу же приняла на себя роль защитницы несправедливо оскорбленных. — Гюля, принеси воды!

— Успокойте ее, пожалуйста. — Отец заторопился в свою комнату. — По-моему, она собралась уходить. Не буду мешать.

— И мне, пожалуй, тут нечего делать. — Бабирханов направился к выходу.

Тетя Полина пытливо глянула на него.

— Что же у вас все-таки произошло?

— Ничего особенного. Да ну… — Он резко шагнул за порог и сильно хлопнул дверью.

Вошедшая Гюля понимающе кивнула тете Полине.

— Эсмира, — успела она шепнуть.

— Не может быть, — не сразу нашлась тетя Полина.

Лала глотнула воды и направилась в ванную.

— Клянусь аллахом, — осмелела Гюля, — весь двор об этом говорит. Вы представляете, что будет, если узнают ее братья? Разорвут обоих! И его, и ее! Каждый день — новое платье, — с завистью, понизив голос, продолжала Гюля, — Эсмира здорово изменилась. Расцвела на погибель чужой семьи.

Тётя Полина неожиданно всплеснула руками.

— Нет, — твердо сказала она, — не верю, что встречаются. Она не так воспитана.

— А четыре года одиночества…

Тетя Полина сердито оборвала ее.

— По себе судишь? С двумя женихами встречалась, а вышла за третьего?

— И это вы мне? — Гюля сделала круглые глаза. — Вы, та самая Полина, которая провела всю свою молодость в ресторанах и кебабных?! Какое хамство!

— Не твое собачье дело, — огрызнулась тетя Полина. — Двух женихов обанкротила, а замуж за третьего. А еще азербайджанка. Тьфу!

— Уж чья бы корова мычала…

Вошла Лала, успевшая привести себя в порядок.

— Что вы стоите? Садитесь, тетя Полина. Гюля, сядь.

— Да нет, я пойду. — Тетя Полина направилась к выходу. — Ты уж не очень, Лала. Все прояснится, утрясется, вот увидишь.

— Поздно, — Лала обреченно махнула рукой.

Гюля, о чем-то думая, вдруг хлопнула себя по коленке.

— Слушай, позвони ее братьям. Пусть поугомонят ее. А то у нее крылья выросли!

— Вот язва, — процедила сквозь зубы тетя Полина и захлопнула за собой дверь.

Некоторое время Лала раздумывала. Затем принесла записную книжку и протянула Гюле.

— Запиши номер.

Гюля тотчас же записала.

— Вот, и не медли.

— Спасибо. — Лала встала. — Я тебе позвоню еще.

— Пока.

Пропустив Бабирханова, Гюля выскользнула за дверь. Следом вошли в комнату Света и Айша.

— Света, доченька, собирайся. Поедем к бабушке. Собери игрушки. Там пригодятся.

Муж устало плюхнулся в кресло. Его волнение почувствовала жена, но самолюбие, чувство собственного достоинства, скорее тщеславного, брали верх. Казалось, Лала была непоколебима в своем решении.

— Одумайся, пока не поздно.

Лала, набивавшая дорожную сумку платьями, бельем, предметами первой необходимости, даже не удостоила его взглядом.

— Поздно, слишком поздно, — бесстрастно начала она, не отрываясь от дела. — Надо было сразу, а я почему-то терпела и надеялась. Думала, ошибаюсь. Ан, нет! Ты даже в лице меняешься, когда говоришь с ней. Со мной ты никогда не говорил так, так не менялся. Значит, никогда меня не любил! А я тешила себя иллюзиями. Что ж, оставайся.

— Говорю тебе, не дури.

— Да ну тебя. Айша, тебя дядя проводит. После нас.