Одиночество вдвоем

— Скорее в папу! Предупреждаю — если я что-либо замечу, тут же соберусь и уйду. Останешься один со своими соседями, — резко бросила она и ушла на кухню.

— Пап, а пап, — Света нерешительно подошла к отцу.

— Да, доченька, — отец развернул газету.

— Папа, а почему мама злится на тетю Эсмиру?

— Потому что она тетя, а не дядя.

— Кто? Мама?

— Тетя Эсмира.

— Света потянула отца за рукав.

— Папа, а что значит «уроки рисования»?

Бабирханов перевернул страничку.

— Ты же рисуешь сама куклы, платья, там, девочек…

Светочка досадливо поморщилась.

— Я не о таком рисовании.

— Тогда черчение.

— Но ведь тетя Эсмира не рисует и не чертит. А мама сказала бабушке по телефону, что у нас нашлась тут одна. Дает уроки рисования.

Он отложил газету и привлек к себе дочь.

Девочка прижалась к отцу.

— Папа, ты меня любишь?

— Еще как, — целуя, отвечал отец.

— Сильно-пресильно?

— Сильно-пресильно.

— А почему тогда мама говорит, что он и о дочери забыл. Ласкает чужую, а свою забыл.

Папа погладил волосы дочери.

— Мама ошибается, дочурка ты моя.

— Чужой ты какой-то. Замкнутый стал, — сказала Лала, входя в комнату.

— Устаю очень, Лалочка. Больных много. Лето, а больных много. Да и с обменом этим изрядно помучился. С головными болями приходил. Ты ведь помнишь.

— Помню.

— И все-таки добился своего. Без чьей-либо помощи. Без протекции. А это всегда трудно.

У Лалы отлегло от сердца. Она немного успокоилась.

— Ты у меня молодец. Поставишь цель и добьешься. Вот если бы еще и доплату за комнату…

Бабирханов перебил ее, сердито помахав рукой.

— И правильно сделал, что отказался от той квартиры. Четвертый этаж, у кладбища. Что ты… Давай лучше пить чай.

— Даже не обнимет, не приласкает. Черствый ты стал какой-то.

Мужу стало жаль ее.

— Это все от усталости, — начал оправдываться он. — Вот возьму отпуск, поедем куда-нибудь, отдохнем и все будет в порядке.

Лала просветлела. — Правда?

— Ну конечно.

Телефонный звонок прервал супругов. Лала подняла трубку.

— Слушаю… Я… — Лицо ее изменилось. — Здравствуй, Эсмира, — сухо продолжала она. — Дома. Что с Айшой? Так… так… секунду. — Тебя, — она передала трубку мужу.

— Да, да. Аспирин… Пропотеет и долой. Не понял. Одной достаточно. Если через час-другой не спадет, позвоните. Не надо стесняться, это мой долг. Не за что. До свидания. — Он повесил трубку.

— Пойди, проведай, — предложила Лала.

— Подождем.

Бабирханов закурил и вновь прилег на диване. — Личико похоже на луну. На луну… на луну. Выпить, что ли? Нет, не следует. Глупо. Не следует этого делать. Надо взять себя в руки. И чего я скис? Мало ли хорошеньких женщин. И бог с ними. Ты же всегда отличался порядочностью. Подумаешь, Эсмира… Ну и что? Ну, миленькая, правильно, даже очень… Подумаешь… Но ведь ты мужчина, никогда и ни при каких обстоятельствах не поддававшийся на такого рода соблазны.

Откуда-то прибежала Света и, увидев отца, лежавшего на диване, тихонечко подошла к нему.

— Папа, вот, тетя Эсмира дала.

— Деньги? Откуда они?

— Я же говорю, тетя Эсмира дала.

Вошла Лала с подносом.

— Садитесь к столу. — Она заметила деньги. — А это что?

— Деньги… Ах, да… Между прочим, из-за тебя, — упрекнул он жену. — Ну, я сейчас. — Он подошел к телефону и набрал номер. — Алло? Это вы, Эсмира? Да, я. Как малышка? Напрасно вы это сделали. Я могу обидеться… Так… да, да… Нет, нет. Выходит, я не зашел к вам из-за того, что хотел набить себе цену? Выходит, если кто-то из моих коллег спекулирует своими обязанностями… Не имеет значения, это мой долг. Пожалуйста. А Света сейчас же вам вернет… Я прошу вас об этом больше не говорить. — Он сердито швырнул трубку.

— Успокойся, — встревожилась Лала.

— Замолчи! — Бабирханов был в ярости. Он обернулся к дочери. — Отнеси эти деньги тете Эсмире. И скажи ей, что не все в этом мире продается и покупается.

Лала была не в духе. Директор школы, где она работала, сегодня на педсовете сделал замечание. За опоздания, которые она в последнее время, увы, допускала. Не успевала по хозяйству, ей всегда недоставало времени. То стирка, то обед, то уборка. Вдобавок придирался свекор, капризничавший, между прочим, только с ней. При сыне не смел, а без него, пожалуйста. Но Лалу беспокоило не только это. В последнее время взаимоотношения с мужем как-то изменились. Он, приходя с работы, подолгу отлеживался на диване молча, словно не замечал ни жены, ни дочери, ни отца. Лала чутьем догадывалась — что-то должно произойти. И определенно неприятное. Она боялась этой мысли, гнала ее, но та, как назойливая муха, вновь и вновь возвращалась к ней.

И теперь, глядя на резвящихся детей, она вдруг подумала, что может сойти с ума, если муж только подумает об измене ей. Она тяжело вздохнула и медленно поплелась в ванную. Куча белья нетерпеливо дожидалась ее.

Света и Айша играли в домики, раскидав по дивану куклы, кубики, игрушки.

— Моя дочка уже спит. Скажи своей, чтоб не хныкала, спать мешает. Ну вот, опять заплакала. Ну, успокойся, успокойся, моя маленькая, душечка ты моя.

Айша деловито распеленала свою.