Одиночество вдвоем

Бабирханов часто вспоминал отдельные эпизоды детства. Помнил, как все ребятишки детского сада с визгом и воем бросались в объятия задержавшихся с работы родителей, целовали их, ласкали. Сам он всегда почему-то сдерживался. За все годы он всего раза три поцеловал свою мать. Словно боялся хоть чуточку выплеснуть безграничное море сыновней нежности. Порой родственники упрекали его — она же твоя мать, а ты почему-то не обнимаешь, не поцелуешь. Не любишь, что ли, маму? Бабирханов прекрасно помнил, как отворачивался в детстве после таких упреков. Слезы обиды на взрослых и умиления к матери душили его, застилали ему глаза, он нередко лишался дара речи и, пытаясь скрыть свое состояние, немедленно покидал окружавшее его общество.

Бабирханов глубоко вздохнул и потянулся за сигаретой. Закурил, снова откинувшись на подушку дивана. Воспоминания, нахлынувшие на него, мешали в выборе решения…

Мысленно представил себе Эсмиру, целующуюся с кем-то. Вот этот кто-то обнимает ее, прижимает к себе. А она не то что не противится, наоборот, еще больше кокетничает.

Он чуть не задохнулся. Порывисто встал, выбежал в ванную, умылся. Вода несколько освежила его. Открыл дверцу холодильника и с неудовлетворением заметил, что он пуст. На столе валялись полузасохшие корочки хлеба, пустые банки из-под консервов и шпрот, кусочки затвердевшего сыра, недопитая бутылка пива. Пыль толстым слоем покрывала поверхность давно нечищенной мебели. Хотелось есть.

Щелкнул замок на входной двери, и в квартиру уверенными шагами вошла Лала. Она, вероятно, не думала застать мужа дома. Несколько секунд муж и жена молча смотрели друг на друга.

— Чего пришла? — грубо отвернулся Бабирханов.

— В этой квартире один угол мой, — жестко ответила она.

— Пятый угол.

— У меня есть дочь. А ты — как знаешь.

Бабирханов повернулся.

— Я тебя спрашиваю — зачем ты пришла?

— А я тебе повторяю — в этой квартире один угол мой.

— Ну, тогда уйду я.

— Скатертью дорожка. — Лала была бесстрастна.

— Зачем же тогда уходила?

— Дала тебе очухаться.

— Еще не успел.

Лала взвинтилась.

— Ребенка было жалко, — с ненавистью сказала она. — Два месяца девочка мучилась. Днем маялась, не находила себе места. Ночами долго не засыпала. Да это и понятно — не своя постель. И все время спрашивала — когда за нами придет папа? А папе, видите ли, некогда. У него любовь.

— Болтаешь, что взбредет в голову, — уклонился Бабирханов.

Ответ мужа подстегнул ее.

— А эта сегодня еще и поздоровалась со мной. Мразь… На чужих мужиков зарится. Чувствуется — помани пальцем — тут же прибежит.

— Перестань. Не заводись.

Немного поостыв, Лала уже спокойно, но решительно сказала:

— Я расскажу о твоей любви. Всем расскажу. И родным, и близким, и соседям. Опозорю и тебя, и ее. Вот увидишь.

— Она хорошенькая, вот ты и бесишься.

— Чего? — сделала гримасу Лала. — Хорошенькая? Да что в ней хорошего? Черная, как сажа. Костлявая, как баба-яга, как палка.

— Как чернослив. А сухие дрова жарче горят.

Она бросила на него угрожающий взгляд.

— Негодяй, ты опять издеваешься?

— Я не издеваюсь. Я просто констатирую факт. — Муж был невозмутим.

Лала отошла от стола, швырнув свою сумку на пол.

— Какая же я дура, — страдальчески произнесла она, — что согласилась на обмен. Теперь мучайся. Но так дальше не будет! Собирай документы для развода! Потом смотри себе на кого угодно и сколько угодно. Мне решительно наплевать!

Бабирханов подлил масла в огонь.

— Я обратил на нее внимание. Она действительно очень нежная. Заметил — она аккуратная, чистоплотная. Дети у нее всегда ухоженные. Сама очень опрятная.

Лала нервно усмехнулась.

— Если я намалююсь столько же, буду не хуже. Дурак ты. Ничего не понимаешь в женщинах.

— Она, между прочим, намного благороднее. Она…

Он не успел договорить. Лала кинулась на него, пытаясь ударить, закрыть ему рот.

— Откуда ты знаешь, что она благороднее? — задыхаясь от ненависти, прошептала она. — А? Ты с ней водишься, мерзавец, кровопийца?

Лала отошла от него.

— Да ну тебя, я с тобой жить не буду.

— Можно подумать, я прошу тебя об этом. И слушай теперь меня. — Он подошел к жене и посмотрел ей в глаза. — Я ее полюбил. Тебе ясно? Я женюсь на ней. Потому что люблю. Потому что не могу без нее.

— Бессовестный ты. А у тебя же дочь растет.

— Я люблю ее, — просто сказал Бабирханов.

— Этого мало, — затеплилась надежда, — у нее двое детей.

— Это не имеет значения.

С минуту Лала неподвижно стояла посреди комнаты. Затем она вскинула руки и громко зарыдала.

— О господи, что я слышу? Почему я живу? Он любит ее! Я не хочу больше жить! Не хочу, не хочу!.. — Она бросилась к столу, схватила нож. — Я не хочу больше жить…

В следующую минуту Бабирханов, не помня себя, подскочил к ней, вырвал нож. Лала упала на диван. Вдруг в комнату вошел отец и, увидев нож в руке сына, быстро подошел к нему и нанес звонкую пощечину.

— Этого еще не хватало. Мой сын замахивается ножом! Ты что, совсем свихнулся?

Сын тупо уставился на отца.

— Ты, ты… ничего не понимаешь.