Одиночество зверя (СИ)

— Ребята, ребята, да что с вами такое! — всерьёз возмутилась Елена Николаевна. — Анечка, зачем ты нападаешь на Игоря? Ты же не можешь судить о таких вопросах. Там свои порядки, не он их устанавливал, всё решают специалисты.

— Простите, Елена Николаевна, честное слово — больше не буду.

На свою бывшую учительницу она посмотрела. Его одного она игнорирует — откуда такая рьяная ненависть? Она держала на него обиду все минувшие десятилетия? Не может быть — в школе между ними не случилось ни единого конфликта. Не может ссора возникнуть на пустом месте, а их отношения в школе — зияющая пустота.

— Сейчас самое время всех вас рассмешить, — заметил Конопляник. — Мы не сможем отсюда выйти — похоже, в зале появились клиенты.

Видимо, Кореанно делала свою работу. Следовало ожидать появления журналистов, но пока Саранцев не мог сосредоточиться на связях с общественностью.

— Елена Николаевна, — вдруг тихо и размеренно произнёс Игорь Петрович, — мы ведь выросли уже, правда?

— Несомненно, — рассмеялась учительница.

— Значит, не стоит волноваться о нашем воспитании. Поздно уже.

— Видимо, да.

— Помните, я однажды вступился за Евгения Онегина?

— Ещё бы не помнить! Ты тогда выступил с блеском, хотя до сих пор я не встретила ни одной особы женского пола, которая бы с тобой согласилась.

— Нисколько не сомневаюсь. Знаете, я ведь до сих пор своего мнения не изменил. Онегин в отношениях с Татьяной в их деревенский период — честный и порядочный человек. Но все женщины на него обижены за неё, поскольку уверены — уж если девушка делает первый шаг, мужчина обязан ответить ей взаимностью, в противном случае он наносит ей смертельную обиду.

— Порядочный человек не обошёлся бы так с Ольгой и Ленским, — тихо возразила Анна.

— Но Татьяна не возненавидела его за них. Она читает его книги и изучает его пометки на полях — значит, уж точно не считает подонком.

— С какой стати нам вообще сейчас обсуждать Евгения Онегина? — угрожающе низким, чуть дрогнувшим на последнем слоге голосом сказала негодяйка.

— Надо же нам поболтать о чём-нибудь неполитическом. Помнится, тогда, в школе, ты тоже на меня напала, чуть не с кулаками.

— Не преувеличивай, пожалуйста. Бить тебя я уж точно не собиралась.

— Но кричала громко, — с улыбкой вставила своё веское слово Елена Николаевна. — Надеюсь, за минувшие годы вы поостыли, и не устроите новый скандал. В прошлый раз мне даже с завучем пришлось объясняться по поводу дисциплины на занятиях моего факультатива. Честно говоря, не хотелось вас разнимать — вы так красиво ругались. С цитатами, ссылками на пушкинский текст. Я даже удивилась, когда вы не занялись литературой профессионально.

— Право относится к гуманитарной области знания, — примирительно отозвалась Корсунская.

— Тот, кто его туда приписал, не имел о юриспруденции ни малейшего понятия, — не пропустил своей очереди съязвить Саранцев. — Гуманитарная наука не может решать человеческие судьбы.

— Только гуманитарная и может — за пунктами и параграфами следует видеть живого человека в его реальных жизненных обстоятельствах.

— И как же быть с повязкой на глазах Фемиды? Предполагается, что для вынесения справедливого решения ей достаточно весов. А это — математически точная мера.

— Лично я не согласна с таким образом правосудия.

— Впервые вижу юриста, согласного с критикой его профессии.

— Не заметила никакой критики профессии. А по поводу Фемиды могу разъяснить: образ предполагает беспристрастное решение. Суд взвешивает доводы сторон и выносит приговор, основанный исключительно на обстоятельствах дела, а не на привходящих факторах вроде взятки или давления сверху. Вот только словосочетание «слепое правосудие» звучит отталкивающе и создаёт образ именно беззакония.

— Вы вроде с Евгения Онегина начинали, — припомнил спорщикам Конопляник, — а забрели в какие-то тёмные дебри.

— Это они из-за меня, — разъяснила Елена Николаевна. — Влезла со своим замечанием и сбила их с пути. Мне всё же интересно: вы и сейчас стоите на прежних позициях?

— Само собой, — недоумённо пожал плечами Игорь Петрович. — Даже ещё более в своём мнении утвердился. Могу даже бездоказательно предположить, что Пушкин и сам получал подобные письмеца от восхищённых его творчеством барышень. И, видимо, не терялся.

— Ну конечно, сейчас донжуанские списки в дело пойдут! — коротко хохотнула Корсунская.

— Победами Пушкина на интимном фронте никогда особо не интересовался, — начал отбиваться Саранцев. — Но ты ведь и сама не станешь называть его тихим скромником.

— Не стану, и что с того?

— Ситуация проста до невероятности. Деревенская дворяночка навязывается столичному щёголю, а тот не пользуется ситуацией, как на его месте поступил бы мерзавец, а очень взвешенно и осторожно объясняет потенциальной жертве её ошибку. Критики любят сопоставлять письмо Татьяны с отповедью Онегина и обличают последнюю: мол, Евгений говорит преимущественно о себе, а Татьяна писала не о себе, а о нём. Вот только весь пафос речи негодяя строится на одной предпосылке: я вас недостоин.