Одиночка

Изабелла Ивановна была очень общительна и обожала шумные компании. В ее доме царила богемная атмосфера, у нее собиралась разношерстная публика. Общались здесь свободно, не соблюдая никаких условностей, ценились не должности и деньги, а остроумие и яркая индивидуальность. Каждый, кто к ней приходил, должен был помнить, что его здесь не спасет от любых неожиданностей, ни высокое положение, ни набитый зеленью кошелек. Ради потехи, любого тут могли выставить на всеобщее посмешище. Каждый, кому это не нравилось, мог свободно отсюда уйти, вся «ширь земная, просторы морей и купол неба» были открыты пред ним (как и просто двери), но не было таких, кто бы уходил.

Такое попрание общепризнанных правил и распущенность нравов объяснялась тем, что Зябкина была непомерно избалована и истерична. Она воспитывалась в семье актеров, если совместное проживание с парой сумасбродных бездельников, можно назвать воспитанием. Повзрослев, она предпочитала жить отдельно от родителей. Так бывает, большинство детей, не оправдывает надежд своих родителей, мало того, они для них само разочарование.

Павлу приходилось наблюдать много непонятных событий, при этом он не раз отмечал, что несчастья упорно преследуют какого-то одного человека либо какую-то одну семью, словно над ними тяготеет злой рок. Отец и мать Изабеллы Ивановны представляли собой типичный пример бездарных лицедеев, из тех, кому раз в сезон доверяют взойти на сцену, чтобы объявить: «Кушать подано!»

Благодаря шапочному знакомству пронырливой бабки Зябкиной с заведующим отделом культуры ЦК КПУ (она подметала подъезд, где обитал кормчий украинской культуры, и он с ней иногда здоровался), молодая чета Зябкиных в свое время была устроена в театр русской драмы имени Леси Украинки. Зябкиным тогда фантастически повезло, выпускники их школы-студии завидовали им до слез, теряясь в догадках, на основании каких тайных дарований их туда приняли? Не иначе, как свершилось чудо либо это был результат колдовства. Так или иначе, но эта загадка до сих пор остается неразгаданной.

Несмотря на беспросветную серость, супружеской паре Зябкиных везло и дальше. Не удивительно, в самом названии этого русского театра имени украинской писательницы заложена нелепость. Жизнь актеров Зябкиных текла безоблачно и размеренно по одному и тому же устоявшемуся распорядку. Утро их рабочего дня начиналось после обеда, когда опухшие после бессонной ночи они шли «отмечаться» в театр.

Вечером, если им поручали что-то представлять, они выходили на сцену в массовке, а ночи напролет, «раскручивались по холлу» в ресторанах и на квартирах таких же праздношатающихся представителей киевской богемы. Больше всего в театре Леси Украинки им нравился буфет. Там, в недрах театрального буфета, они провели всю свою сценическую жизнь, там бы они ее и закончили, выпровоженные на «заслуженную» пенсию. Но внезапно все изменилось, и Украина обрела долгожданную самостийность.

За годы самостийности парочка затрапезных статистов Зябкиных сказочно разбогатела выступлениями на вечеринках у новых украинских олигархов: воров, бандитов и спекулянтов всех мастей, обокравших Украину и продолжавших сосать из нее кровь с ненасытностью взбесившихся пиявок. Чета Зябкиных изобрела свой (старый, как мир) сногсшибательный номер: муж, переодевался женщиной, а жена – мужчиной, кривляясь и отпуская похабные каламбуры они дрыгали ногами, изображая гопак и распевали частушки на суржике в ритме «гоп-ца-ца!» Новым украинцам это до безумия нравилось, и они готовы были платить любые деньги, чтобы на них полюбоваться, видя в них братьев по разуму. Но легких денег не бывает, легкие деньги приносят тяжелые проблемы.

Отношения у Изабеллы Ивановны с родителями последнее время не ладились. При каждой встрече она в язвительной форме высказывала им, чем они зарабатывают. Будто они сами об этом не знали, будто это не ее отцу, не раз зашивали разбитую бутылками голову, а матери, – разорванную промежность. При всей своей принципиальности, Зябкина без зазрения совести пользовалась деньгами родителей, привыкнув к роскоши, на которую не зарабатывала. Жила пустой беспечной жизнью, хотя и у нее возникали жизненные трудности. Так, ее приверженность к хард-року, под веянием моды, перешла в одержимость рэпом, а непомерное влечение к шоколаду стало тяжелой жизненной проблемой.

* * *

Зябкина всегда одевалась нестандартно.

Сегодня она была в сногсшибательном коктейльном платье от Дольче и Габбана цвета взбитых сливок из натурального шелка, строгое и закрытое спереди, с открытой до ягодиц спиной. Эксцентричность наряда в ее окружении определяла статус. Ее платье макси эффектно облегало все нужные места… ‒ особенно бедра, подчеркивая длину ног, слегка приоткрывая аристократически тонкие лодыжки и белые сафьяновые туфельки с мерцающими серебряными звездами.