Одиночка

Почему-то напоследок мне хочется взглянуть на Карину, признавая, что она все правильно просчитала. Да-да, я настолько дура, что отвергаю шанс на спасение и иду по пути миллионов поломанных детством людей. На Диму смотреть не хочется. С ним потом. Чревато моральным раздраем и виной, а сейчас мне необходимо думать прежде всего о себе.

— Даш, держи, — это Ксюша. Протягивает мне мой телефон.

Вроде такая мелочь, а так сильно бодрит. Когда ты на пределе, даже нечаянные жест или слово способны либо свалить тебя на землю, либо вознести до небес.

Я быстро иду вдоль столов. Зрение сузилось до крошечного оконца размером с пятак и вмещает в себя лишь входную дверь. Главное, выйти за нее, а дальше видно будет. Сколько времени прошло с момента как он ушел? Минута? Пара минут? Больше?

Машинально сжимаю в похолодевшей ладони телефон в попытке успокоиться. Если что — просто ему позвоню. Надеюсь, что ответит.

Морозный вечерний воздух, смешанный с густым сигаретным запахом, впивается в кожу и легкие острым покалыванием. Прямо у входа стоят трое парней и, смачно матерясь, курят. Я отчаянно кручу головой по сторонам и, заметив вдалеке знакомый силуэт, обмираю в неверии. Адиль все еще здесь. Расхаживает вдоль дороги в облаке серого дыма. Курит, хотя и говорил, что бросает.

Проигнорировав заинтересованный взгляд одного из парней, я запахиваю пуховик плотнее и иду вперед. Что буду говорить — понятия не имею. Сориентируюсь. Главное, что он пришел.

— Сбежал, не поздоровавшись? — остановившись у него за спиной, ляпаю первое, что приходит на ум.

Обернувшись, Адиль впивается в меня глазами. Разглядывает в течении нескольких секунд, потом подносит ладонь ко рту и как-то чересчур агрессивно затягивается.

— А он говорить, что ли, закончил, раз ты вышла? — грубо так, с вызовом.

Мне моментально хочется на него огрызнуться. Я ведь тут стою… На морозе без шапки после того, как он на несколько дней пропал. Как можно быть таким идиотом?

Но потом вдруг смотрю на его пальцы, дернувшиеся в очередной затяжке, и вижу, что они дрожат. Ловлю его взгляд, злой и одновременно загнанный, слежу за движениями, сейчас не имеющих привычной небрежности… Они слишком резкие, будто скованные.

— Закончил, — подтверждаю я. — Главное ты услышал, наверное. Встречаться мне заново предложил.

Адиль издает нервный смешок и, сдавив окурок, швыряет его себе под ноги.

— А ты что? Согласилась? Зая такую речь при всех зарядил. Я сам, бля, чуть не растаял. Эй, друг! — он вскидывает руку, маша кому-то за моей спиной. — Еще одной угостишь?

Мне почему-то хочется рассмеяться. Адиль стреляет сигареты? Неужели действительно бросил?

Ему отвечают, что дадут без проблем, и он исчезает из поля моего зрения. Но это даже хорошо, потому что у меня есть возможность перевести дух и заново оценить увиденное.

Уязвимость бывает разной. У Димы она открытая, честная, не скрывающая разочарования. У Адиля другая. Потому что он как я: когда ему больно, его первый импульс закрыться и пытаться укусить в ответ. Потому что в душе мы с ним оба уличные беспризорники, привыкшие не доверять этому миру.

Секунд через десять рассеявшийся сигаретный дым вновь усиливает свой натиск. Вернулся Адиль.

— Так ты вряд ли сможешь бросить, — замечаю я, глядя как он жадно затягивается.

— Очередную лекцию читать вышла?

Почему-то сейчас эти слова нисколько меня не обижают. Да, я люблю поучать. А он не умеет выражать свои чувства и чуть что сбегает. Мы оба далеки от идеала.

— Нет, я вышла к тебе, — говорить получается на удивление ровно с учетом моего недавнего состояния. Хотя я догадываюсь, в чем причина. Его неравнодушие. Сейчас Адиль выглядит каким угодно: задиристым, агрессивным, злым, потерянным, но точно не равнодушным.

— Я всегда тебя выбираю, придурок, — пусть на моем лице улыбка, но почему-то текут слезы. — Хотя ты между прочим тоже не подарок. Что за манера сбегать по-английски?

Адиль снова всматривается в мое лицо, будто желает удостовериться, что я не вру. Мне даже ногой хочется топнуть. Серьезно? А так разве не понятно? Если уж я за семь лет не смогла выкинуть его из головы… Если уж только что сделала шаг в неизвестность, на глазах у всех отказавшись от надежного будущего.

— А что мне нужно было делать? — раздраженно говорит он наконец, выбрасывая едва начатую сигарету. — Морду еще разок ему набить, чтобы ты заверещала? Или ультиматум тебе выкатить: «либо он, либо я»?

— Не знаю. Но мог бы не заставлять за собой бегать. Я ведь тебе написала.

— Я вроде пришел, — буркает Адиль и, сменив тон на более дружественный, кивает себе за спину. — Пойдем с машину сядем, а то у тебя нос красный.

То ли у меня третий глаз открылся, то ли сегодня он действительно ведет себя как-то по-другому, но я вдруг отчетливо вижу, как сильно он нервничает. Раньше бы развернулся и пошел, не сомневаясь, что я последую за ним, а сейчас застыл напротив в ожидании. И даже когда я киваю в знак согласия и мы разворачиваемся, не пытается держаться поодаль, а шагает медленно, рядом.