Я ожидаю, что вот тут-то нам и придется поспорить, потому что примеров асоциальному поведению Адиля набралась масса, но ответ меня удивляет.
— Да я сто лет такой херней не занимался. До приезда сюда года четыре провел без единой драки. Я пиздец каким скучным стал на самом деле.
Усмехнувшись, он трет подушечкой ноготь на моем большом пальце.
— Рядом с тобой походу придурком становлюсь. Реально башку сносит, когда на тебя кто-то даже рот открыть пытается.
Я прикусываю губу, чтобы спрятать не приличествующую случаю улыбку. То есть он только на меня так реагирует? И тогда в караоке, и в боулинге и с Димой? Это все было только из-за меня, а не из-за навязчивого желания вымещать накопленную агрессию?
— Если уж ты начал говорить, то не останавливайся, — шутливо понукаю я, когда он замолкает. — Скажи сразу, что тебя во мне не устраивает и я очень постараюсь с этим поработать. И постараюсь не обидеться.
Адиль пару раз щелкает крышкой на консоли — той самой, за которой однажды обнаружились презервативы, — и смотрит на меня. Глаза серьезные.
— Наверное нет такого. А то это уже будешь не ты. Мне все в тебе нравится, даже когда ты орешь. Посудой ведь уже не швыряешься.
— Как это тебе нравится, если ты потом уходишь? — с обидой переспрашиваю я.
— Я же не просто так ухожу, а думаю потом, что сделать, чтобы стало лучше. Мне до тебя от жизни и правда ничего особенного не было нужно… Я на деньгах и достижениях никогда не был повернут. А ты умеешь простимулировать… Из-за тебя месяцами нормально не спал и не жрал, когда в покере вдруг поперло.
— Ты поосторожнее с таким заявлениями, — смущенно смеюсь я, в душе ликуя от таких слов. — Мне только волю дай — я тебя задолбаю.
— Не задолбаешь. Ты же сильно совестливая. Сама потом приходишь и извиняешься.
Какое-то время мы молчим. Не знаю, куда смотрит Адиль, но лично я разглядываю наши руки: свои пальцы, кажущиеся почти белыми в кольце его татуированных фаланг. Как хорошо он меня знает. Даже удивительно, насколько. Неужели правда ничего не хотел бы во мне менять и я действительно космос?
— Ну давай уж теперь ты скажи, — подает голос Адиль, нервно усмехнувшись. — Что тебя еще беспокоит во мне? Над чем надо поработать?
Я мотаю головой. Еще несколько минут назад я бы задумалась, что бы такого назвать, но сейчас не хочу. Адиль только что показал, как на самом деле нужно относиться друг к другу, находясь в отношениях. Либо принимать целиком, либо уходить.
— Давай я лучше назову тебе один свой большой страх. Он преследует меня всю жизнь, но поняла я это совсем недавно. Так вот, больше всего я боюсь повторить судьбы мамы и отца. Она изо всех сил старалась обустроить их жизнь так, как ей всегда мечталось: чтобы была уютная квартира и путешествия дважды в год, поездки к друзьям, семейные ужины. А отцу видимо все было не интересно, и потому он стал искать себе отдушину и в конце концов начал пить.
Я поднимаю на Адиля глаза.
— Я знаю, что ты другой… Не такой как Дима, который уже распланировал детей и с которым можно обсуждать квартирные интерьеры. А мне всего этого хочется… Обычного женского счастья. Просто хочется не с ним, а как выясняется с тобой. И мне страшно в один прекрасный день остаться одной наедине со своими разбитыми мечтами. И это не упрек, не думай. Мне наверное просто хочется знать, как видишь наше будущее ты.
Несколько мгновений в салоне царит молчание, после чего Адиль вдруг выпускает мою руку. Я моментально прячу свою в карман куртки, чтобы защититься. Я его обидела своим упоминанием о Диме? Или словами, что он другой?
Но он всего лишь накидывает ремень и переключает рычаг передач. Я вопросительно открываю рот, но он меня опережает, трогаясь с места и говоря очевидное:
— Давай, поехали.
Глава 50
Когда мы подъезжаем к многоэтажке с зеркальными окнами, мне приходится в очередной раз за вечер прятать улыбку. Случилось то, о чем я втайне мечтала: Адиль привез меня на свою съемную квартиру.
Здорово, что он выбрал именно это место: здесь довольно спокойно и при этом рукой подать до шумного центра, а неподалеку есть большой парк — один из лучших в городе. При выборе квартиры мы с отчимом в том числе рассматривали этот район, но неожиданно подвернулся вариант ближе к моей работе.
— Уже можно выходить? — с показной шутливостью переспрашиваю я.
— Можно, — подтверждает Адиль, глуша двигатель.
В противовес его немногословности мне от волнения напротив хочется сыпать словами. Адиль действительно все помнит и слышит. В нашей последней ссоре я упрекнула его в том, что он не пускает меня в свой мир, и сегодня он решил это исправить.
— Давай угадаю, — продолжаю тарахтеть я, когда он открывает подъездную дверь. — Сейчас я наконец увижу, где ты живешь?
Он кивает.
— Ты очень догадливая.
— Мне нравится этот район. Снимать здесь очень наверное дорого.