Одиночный полёт

Блюменталь смотрел на пленного летчика непонимающими глазами. Потом подошел к самолету, долго осматривал его, ощупывал крыло рукой. Когда он повернулся к Грабарю, на лице его было выражение растерянности.

— Значит… вы специально для этого пошли под пули?..

— Да.

Блюменталь хотел что-то сказать, но вдруг осекся и застыл.

— Ком! — послышалось рядом.

Грабарь обернулся и увидел здоровенного охранника. Рядом с охранником стоял Тесленко.

"Неужели к Заукелю? — мелькнуло у Грабаря. — Узнал про кусачки? Или, может быть, шланг?.."

Глава тринадцатая

1

Дело майора Заукеля только начиналось. В будущим он рассчитывал значительно расширить программу, выпускать машины в воздух не через час, а через каждые полчаса или даже десять минут. В ближайшее время ожидалось поступление еще нескольких советских самолетов: фашистам удалось захватить их на одном из участков фронта.

Из достоверных источников майор Заукель знал, что его эксперимент, к которому в верхах сначала отнеслись с недоверием, находил все больше сторонников. Из тех же источников стало известно, что майор Заукель скоро превратится в подполковника Заукеля.

Все это радовало майора, и он позволил себе даже некоторый "либерализм" по отношению к пленным. Запретил эсэсовцам избивать летчиков без причины. Распорядился улучшить питание пленных. Теперь дважды в день к литровой чашке баланды им давали по сто граммов хлеба вместо пятидесяти.

С особым вниманием майор Заукель присматривался к Грабарю. Он отлично понимал, что капитан — враг, враг сильный и расчетливый. Его покорность только маска. Допусти он, майор Заукель, малейшую оплошность, и трудно сказать, что натворит этот вежливый и любезный капитан. Но, однако, он был необходим Заукелю, поскольку являлся одним из лучших летчиков.

Необходим в качестве мишени. Но мишень, решившая устроить побег, — это уже никуда не годилось.

Заукель испытующе глядел на стоявших перед ним Грабаря и Тесленко.

— Вы готовите побег, господин Грабарь? — спросил он,

— Нет, господин майор. Заукель презрительно сощурился.

— Сержант, зачем вам потребовались кусачки? Он задал этот вопрос почти шепотом и одновременно резко повернулся к Тесленко. Тот побледнел.

— Я… мне они не нужны.

— Ясно, — сказал Заукель, поворачиваясь к Грабарю. — Так как же, господин капитан? Зачем вам нужды кусачки?

— Мне они не нужны.

— Кто еще собирался бежать с вами?

— Мы не собирались бежать. Заукель кивнул Бергеру:

— Обработать.

Тот подал знак, и эсэсовцы поволокли летчиков из помещения. Прямо под окнами они принялись избивать их прикладами. Заукель с Бергером стояли в дверях, Время от времени Заукель останавливал избиение:

— Так кто еще собирался бежать вместе с вами? Когда? План побега? Говорите!..

Ответом было молчание

— Потеряв терпение, Заукель махнул рукой. На летчиков выпустили овчарок. Стоявшие вокруг эсэсовцы хохотали.

-Так кто еще собирался бежать вместе с вами?! Когда?..

Зажатый в мальчишеском кулаке Тесленко стебелек пырея стал красным…

2

Летчиков бросили в каменный мешок. Щелкнул ключ. Они остались вдвоем на холодном цементном полу под режущим глаза светом пятисотваттной лампочки. Грабарь стиснул зубы.

Сержант лежал в углу, поджав под себя ноги, и плакал. Опираясь руками о пол, капитан приподнялся, сел. Несколько минут сидел, покачиваясь, пока в глазах не исчезли кровавые круги.

— Не смей плакать! — сказал он сержанту. — Прекрати сейчас же, слышишь?

— Я не от боли, — прошептал тот.

— Все равно, не смей!

Тесленко судорожно всхлипнул. С трудом поднимая руки, Грабарь снял с себя остатки одежды и начал рвать их на полосы. Потом придвинулся к сержанту.

Тело мальчишки было страшным. Кожа висела лохмотьями, на руках, груди, ногах кровоточили глубокие раны. Капитану досталось еще больше: когда их рвали собаки, он сколько мог прикрывал собой сержанта.

— Встань!

Он помог сержанту подняться и начал перемывать. Тот кусал губы, стонал, вскрикивал при каждом прикосновении.

— Не надо… Не надо, товарищ капитан.

— Замолчи!

Грабарь туго стягивал тряпьем раны. Руки его дрожали, на лбу от напряжения выступила испарина — каждое движение стоило ему нечеловеческих усилий.

Закончив перевязывать сержанта, он занялся собой. Остатки куртки ушли на перевязку ног. Потом он разорвал куртку сержанта.

— Помоги мне перевязать руки и грудь. Тесленко с трудом придвинулся к нему.

— Не гляди так! Мы еще вырвемся, вот увидишь, — сказал капитан.

— Мне не вырваться… Я уже ни на что не способен.

— Эх! — проговорил капитан, морщась и стараясь сдержать готовый сорваться с губ крик. — Человек всегда способен на большее, чем он думает. Ну-ка, привяжи мне это, — указал он на кусок кожи возле левого локтя. — Да покрепче! Не бойся, стягивай сильнее!

Тесленко старался изо всех сил. Потом стянул капитану в нескольких местах грудь. Грабарь оглядел сержанта, потом себя.

— Ничего, — пробормотал он. — Ничего… Он закрыл глаза и привалился к стенке.

— Это — конец, — проговорил Тесленко, ложась на пол.