Одинокая лисица для мажора

— Так нечем, — рассмеялся я, про себя снова задаваясь вопросом, что же за жизнь у нее была в этом клятом детдоме или еще где, если спросонья вот такая первая реакция. Бить, ломать, защищаться любой ценой и всем, до чего дотянешься. — Все же выбилось. Вставай, Лиска, я там нам хоромы на переночевать нашел. Со жрачкой, настоящей кроватью и даже душем!

— Ты гонишь?

— Не-а. Пошли!

Она еще сонно и подозрительно щурилась, потирая помятую щеку, когда подходили, но, только заглянув внутрь вагончика, рот открыла.

— Да это же… просто офигеть! — восхищенно прошептала, но тут же насторожилась: — А нам трындюлей не отвесят за то, что ты замок сломал?

— Не, не ломал ничего. Не заперто было.

— Да ладно? Так, может, хозяин недалеко отошел тогда?

— Если бы просто отошел — уже пришел бы, ночь почти. И ты вокруг смотрела? Нормальной дороги не видать. Вряд ли он пешочком бегает в село ближайшее. У него что-то типа трактора эту хрень здоровую перетаскивать. Или вездеход. Так что мы его издалека услышим.

— Все равно… не запереть-то почему?

— Пофиг, Лись, заваливайся. Мы здесь вандалить не собираемся, а что возьмем или съедим — компенсируем потом.

— А хотя бы изнутри оно запирается?

Я посмотрел на обратную сторону двери. И да, там был засов такой дебелый и вся дверь так-то железная. Была бы заперта — я бы об нее убился, но не взломал бы.

— Да! — ответил, захлопнул дверь и грюкнул засовом, задвигая тот, развернулся, скорчив угрожающую рожу. — Ну все, ты попала в мои лапы, наивная жертва. Теперь не вырвешься! Сейчас стану тебя кормить от пуза и купать до скрипа, а после домогаться безжалостно.

— Согласна! Только приступай побыстрее, — фыркнула наглая мелкая и прошла мимо, щурясь и осматриваясь в полумраке нашего неожиданного убежища. — Особенно к первому пункту.

Первым делом, пока я зажигал керосинку, пытаясь поладить с этой хитрой штукой и не поджечь все вокруг, она сцапала с полки банку тушенки и принялась тыкать в нее ножом. Я отобрал, заработав недовольное ворчание.

— Погоди, я сейчас эту шайтан-машинку запалю, — указал я на керогаз, или как его бишь. — И разогрею. Холодная — невкусно.

— Думаешь, мне сейчас не пофиг? — насупилась она обиженно, но смирно сидела на стуле, внимательно наблюдая, как я ищу общий язык с гребаными кухонным приборами, мать ее, древности.

Но когда запахло охренительно вкусно нагретым мясным соком вперемешку с горящим керосином, что чудным образом придавал аромату и обстановке объема и уюта, она усидеть уже не смогла. Пошарив еще по полкам, нашла хлеб в пакете. Черствый, но без плесени, так что ели мы, едва ли не урча от удовольствия, как голодные зверюги — из одной тарелки, руками, наклонившись над той так, что почти сталкивались почти лбами, и макая кусочки хлеба в бульон наперегонки.

— Мало, — пожаловалась рыжая обжора и алчно сверкнула глазами на полки с провизией.

— Хватит пока. Она жирная, еще затошнит или пронесет.

— А я смотрю, ты умеешь сказать девушке приятное. — Она без всяких церемоний стянула свою футболку и пошла в сторону душа, расстегивая на ходу и лифчик. — Я — мыться.

— Угу, — согласился я и двинулся следом, сдергивая и с себя трикотаж и расстегивая ширинку. — Мы — мыться.

Заодно я хочу взять уже то, что мне было обещано и что я уже мысленно неоднократно присвоил. И нет, я не совсем уж скот. Если бы моя Лисица глянула через плечо испуганно или сказала “нет” вслух, взглядом или языком тела, я бы перебился. Не отказался бы наотрез, не включил бы заднюю. Тут ведь уже для нас, очевидно, без вариантов. Я мысленно давал моей рыжей право на оттормозиться, растянуть процесс, но не на отказ. И да, я знаю что это… ну, бля, почти насилие. По крайней мере давление — точно. Но не волновало это сейчас. И опять же да, я всегда, ВСЕГДА оставлял за девушкой право передумать в любой момент. Любой! Даже если х*й в ней уже наполовину. Потому что это ее тело, и ее право — пускать или нет в него кого. В ста долбаных случаях из ста. Обычно. Всегда. Но то, что будет происходить здесь между нами, в хреналионе световых лет от моего извечного всегда. От моих ужимок соблазнения и правил обращения с партнершами. И никакого “нет” не было. Ни на каком уровне, из тех, что мне еще остались доступны для восприятия, когда Лисица стряхнула ботинки и, качнув бедрами, столкнула вниз свои шорты вместе с трусиками и повернулась ко мне. Вздернула подбородок, бесстрашно глянув в глаза, и чуть прогнулась, опершись лопатками о стену за своей спиной.

— Вот так? — спросила, выдав свою нервозность только сглотнув. — Вот так это и будет?

— Это будет у нас по-разному, — пообещал я, — но много. Потом. А сейчас сначала все будет для тебя. — Я повернул вентиль, пуская воду, и прилип глазами к ее стремительно съеживающимся и твердеющим соскам, по которым ударили тонкие струйки. — Потом настанет мое время. Ну а после я стану долго-долго заглаживать свою вину, заставляя тебя забыть обо всем неприятном, что между нами уже не повторится.