Одинокая лисица для мажора

— Не могу… бля… не могу больше… — слышу я перед тем, как его ослепляющие меня прикосновения исчезают, а потом я теряю опору под ногами, чтобы через секунду обрести ту под своей спиной.

Успеваю пару раз моргнуть осоловело и осознать, что уже лежу на спине поперек здешней лежанки, найти расфокусированным взглядом Антона. Его лицо пылает, с волос течет. Он поднимает мои ноги и раздвигает их, подныривая широкими плечами под колени, и я вскрикиваю, понимая, в каком дико развратном виде предстаю перед ним. Он коротко зыркнул мне в глаза, его лицо искажено, даже пугает, потому что такой лютой жажды я никогда в жизни не видала. Антон опускает голову, и через мгновение я уже не могу смотреть, говорить, думать, помнить. Только чувствовать, цепляться в жалкой попытке удержаться, удержать всего лишь скрюченными до онемения пальцами ту бурю, что в меня вливают его бесстыдные ласки. Я кричу, кричу, силясь пропустить через себя хоть малую ее часть, сохраняя от себя хоть что-то, но бесполезно. Меня отрывает от опоры и швыряет-швыряет. И даже когда я ощущаю тяжесть тела Антона на себе и вслед за этим пронзительную боль, это дикое кружение не прекращается насовсем. Оно преображается просто в ритмичные жесткие волны, что врезаются и пронзают изнутри распирающими, болезненным волнами. Волна-вторжение, мука никогда прежде не изведанная, стон Антона, в котором такой же муки через край, но и наслаждения той же мерой, и вдруг оно становится и моим. Другим, не таким, как только что, но оно есть. Оно в том, что ему хорошо, я это всем, чем сама являюсь, чую, и вот уже каждое его отступление опустошает, и я цепляюсь за него снова. Нет, боль не исчезла, но я ни за что ее не хочу остановить сейчас, остановить моего первого мужчину, пока и он не получит то, чем так щедро одарил меня.

Он становится твердым, будто живой камень, и во мне, и снаружи, дыхание сливается в один протяжный хриплый стон, волны вторжения жестче и чаще, но внезапно его больше нет. Каверина дергает и сгибает надо мной так, что его лоб врезается в мою ключицу, а между нашими животами мокро и горячо, и все сильнее с каждым сокращением его ствола.

Я не знаю, что сказать, и нужно ли вообще. Чуть пошевелилась под его тяжестью, и мой мажор тут же вскинул голову.

— Ли-и-и-ись! — выдыхает он в мои губы и целует снова.

По-другому, не так, как раньше, в душе, не требуя больше с безапелляционной алчностью, но утягивая в удовольствие так же безошибочно. Только теперь это удовольствие — умиротворение, завершение, расслабление.

— Все, Лись, все теперь, — шепчет он мне, а мои веки неумолимо наливаются тяжестью. — Слышишь, мелкая? Все. Насовсем.

Глава 16. 2

— Ну бли-и-ин! — морщусь я от неприятной прохлады повсюду, особенно на животе, когда вес его тела неожиданно исчезает.

— Лежи, только не ерзай секунду, — велит Антон, шлепая по полу босыми ногами. Журчание воды, и он возвращается. — Вот это я устроил бардак.

— А-а-а-а! — подрываюсь я, ощутив еще более холодное и мокрое на своей коже. — Какого…

— Тш-ш-ш! Не дергайся, я просто вытру тебя. Прости, не допер погреть, дебил. — И он действительно взялся тщательно обтирать сначала мой живот, лобок, а потом и довольно бесцеремонно, как-то по-хозяйски раздвинув ноги — внутреннюю сторону бедер.

Было немного неловко, но почему-то больше приятно.

— Я могла бы просто обмыться сама, — буркнула, неотрывно наблюдая за ним, едва видимым в темноте.

— Угу, ты же вон вся из себя самостоятельная у меня. — Закончив с вытиранием, он вынудил меня повернуться на бок и улегся рядом на явно одноместной лежанке, прилипнув ко мне со спины ближе некуда, и укрыл нас. Оплел меня руками и ногами, ну чисто спрут добычу, и я мигом опять пригрелась. Свою ладонь он умостил мне на живот, молча гладил губами изгиб шеи, прежде чем спросить: — Очень больно было?

— М? — Я уже опять начала задремывать. Внутри и между ног действительно немного тянуло, но не критично. — Да нормально. В смысле общего впечатления не испортило, не парься.

— Больше не будет.

— Что, вообще никогда? — фыркнула я. — Ты поклонник “одну бабу только один раз” идеологии?

— Чё болтаешь, балбесина мелкая? — и он куснул там, где только что гладил губами и толкнулся мне в поясницу, давая ощутить, что, походу, полностью расслаблена из нас двоих только я. — Я к тому, чтобы ты зажиматься и не думала. Дальше все будет только из раза в раз кайфовей. Обещаю.

— Ну раз обещаешь… А то обидно было бы знать, что впереди в постели один отстой ожидает. В смысле, было бы тогда странно, что люди занимаются сексом тогда и дальше, если все самое хорошее случается только в первый раз.

— По чесноку, Лись, сексом люди, особенно девушки, не всегда занимаются ради удовольствия. Но у нас так не будет.

Ну, у нас-то не так и много всего впереди будет, мажор, но если обещаешь, что все оно в кайф, то моя тебе душевная благодарность.

— Спасибо, — искренне ответила я и, подтянув его руку, поцеловала в центр ладони.