Раскомандовался, смотри. В смысле мажор мой. Уже третий раз причем, и одно и то же. Типа ты в сторонке постой или беги сама спасайся, пока я тут разберусь. В клубе подерусь, бандюков на себя оттяну, богатыря этого, сука, былинного, у которого хрен знает что на уме, отвлеку. Или сдохну геройски, пытаясь. Ишь ты, заботушка героическая во всех, бля, отношениях. Я тебе кто, овца беспомощная, что ли? Была бы такой — уже давно или сдохла, или в притоне каком-нибудь на спине на ежедневную дозу себе зарабатывала. Терпеть не могу, когда мною помыкают! Всегда бесило и сейчас бесить должно. Но пока не подрывало. Ситуация не та, и обстоятельства не подходящие, чтобы цепляться начать или в позу становиться. Свободолюбие и самостоятельность не синоним откровенной дурости так-то, насколько шумоголовой меня вокруг ни считали бы. Куда как сильнее другое меня подгрызать начало изнутри, как только стало понятно, что вотпрямсчаз убивать нас страшный дядька в камуфляже не собирается и даже не наорет за то, что залезли в его вагончик. Походу, помочь он нам собрался. Ну не перед тем же как замочить или обратно тем беспредельщикам сдать кормит в качестве акта предсмертного милосердия у приговоренных типа! Потому я и расслабилась по поводу внешней угрозы чуток, но вот изнутри что-то мигом припорошило не шуточно. Ведь все, кончается наше с мажором времечко. Вывезет нас из лесу этот Илья Муромец — и все, прости-прощай. Его наверняка семья, перепуганная едва не случившейся потерей, в такой оборот возьмет, что только и видала я Каверина. А я… мне-то и пойти некуда, как выберемся. У Корнилова баба теперь, та, которая с ходу и с вещами. Не вперлась я ему уже никуда. А обратно к Камневым… Даже поежилась, представив, как на меня посмотрит Роксана, когда поймет, что я с ее другом переспала. С другом, у которого так-то невеста есть, о чем она наверняка в курсе, и свадьба, я так понимаю, на носу. А она поймет. Давно я просекла, что у Камневой на кой-какие вещи глаз-алмаз. Так что посмотрит она, как я и заслужила: как на тупую малолетнюю шалаву, что на едва знакомого мажора сразу запрыгнула, поведясь на тачку и бабки. Не, к Камневым тоже дорога закрыта. Так что остается вернуться к первоначальному плану. Вперед на юга к приключениям. Вот только теперь от этой перспективы почему-то кисло-тошно, а не привычно трепещет-расшатывает в предвкушении всего нового в пути, избавления от всего давящего на душу на старом месте. Плохо это, неправильно. И почему — не соображу никак. Разве что только от того, что в теле все как-то болит сладко, тянет, так, что то и дело волоски везде дыбом, течет тягуче при каждом воспоминании о том, что было ночью. О том, что со мной творил Антон. Как же это было… не описать. Остро, кайфово, даже когда под конец больно. И в низу живота как-то так стало… странно. Сжималось то и дело от входа до глубины, как если бы не хватало чего-то. Его во мне, пусть и причиняющего боль, не хватало. Безумие, разве нет? Как может не хватать боли и того пипец как шокировавшего в первый момент распирания? Почему то, что вроде как должно было чувствоваться как дискомфорт, ощущалось в моих воспоминаниях как ожог удовольствия по голым нервам от каждого его толчка.
— Лиска, ешь! — Антон положил ладонь мне на голое колено под столом, и я чуть не подпрыгнула. Поморгала, глянув на него, а потом и на пасечника, осознав, что, судя по всему, тупо зависла над тарелкой.
Ну трындец красота какая! А я ведь такое замечала у девчонок и всегда еще проходилась про себя да и вслух на тему, что им первым же входящим членом мозги повыносило. Сама чем лучше.
— Я ем, — нахмурилась и дернула ногой, избавляясь от его наглой лапы. Коже стало холодно. Блин, ну в чем же тут прикол-то?
Может, тут все дело в том, что этот чертов секс и всякие прикасашки-обнимашки распробовать надо как следует, чтобы дошло, чего тебе реально-то хочется? Чтобы было, или на фиг не надо. А по всему получается, что как раз с Кавериным мне распробовать это дело не светит. А до него мне не хотелось этого, и чует моя задница, фиг знает, когда еще захочется. Опять мажор этот гадский во всем виноватый выходит.