Еще минут десять прошло в напряженном ожидании, и у меня вся спина и задница за это время холодным потом покрылись. А потом я различила хруст тяжелых приближающихся шагов по гравию, и перед глазами потемнело от страха. Бум! — глухой удар по металлу, и я чуть до потолка не взвилась, завизжав истерично.
— Молодежь, все нормально, — раздался негромкий голос Ильи. — Едем дальше.
И он снова захрустел ботинками по гравию, на этот раз удаляясь.
— Еще раз так — и я реально припозорюсь, и штаны менять придется, — фыркнул Каверин после облегченного выдоха.
А уж обо мне-то что говорить. Я перевернулась на спину около люка и раскинула руки, отпуская дикое, оказывается, напряжение под опять начавшееся покачивание вагончика. И вот тут-то и накрыло по-настоящему. Новый взрывной “бум!”, но только теперь исключительно у меня в мозгах. Как же это страшно, просто адски, невыносимо, до остановки сердца и дыхания, бояться не за себя. Это… я такое не тяну. Не знаю, как вообще такое можно потянуть. Я не знаю, зачем пытаться это уметь. Мой выход всегда был бежать. В одиночку, без оглядки, сожалений, не взваливая на себя ничего. Ни привязанностей, ни лишнего барахла, ни страхов за других, ни сожалений о потере чего-то или кого-то. Вот привязалась к Корнилову, и что получила в итоге? Боль. К Камневым вон тоже, и уходить было — как в кишках ножом ковыряться. А теперь этот вот… мажор. Боюсь за него. Зачем? И понимание это гадское, что без него не побежала бы. Ни тогда от бандюков, ни в лесу, ни сейчас. Ну вот и как такое западло со мной приключилось?
— Лись? — позвал Антон, придвигаясь ближе, чего я сейчас не хотела. На уровне разума не хотела, а вот тело, как само собой, повернулось на бок, прижимаясь к нему. — Заманало тебя уже все это, а, мелкая? Потерпи. Уже совсем чуть осталось.
Я-то потерплю. Но чую, что терпеть впереди придется совсем не чуть.
Еще где-то через час езды трясти почти совсем перестало. Мы выехали на асфальт. С выбоинами и щербатый, что было прекрасно нам видно в люк, у которого так и остались валяться. Клали сие дорожное покрытие, походу, еще при динозаврах, но, однако же, это уже была нормальная дорога, а значит, близко цивилизация.
Но неожиданно мы снова свернули, причем сразу на грунтовку, и Антон нахмурился. Но в этот раз ехали совсем чуть, и едва остановились, он выскользнул наружу, зыркнув на меня “сиди на месте” строгим взглядом. Да конечно! Прямо слушаю и повинуюсь!
Ногами вперед выпрыгнула из люка на землю и, протиснувшись, согнувшись в три погибели, под вагончиком, пошла вслед за Антоном.
Муромец как раз возился с прицепом, светя себе на руки и фронт работ налобным фонарем. Движок он опять не глушил и услышать нас никак не мог, но стоило Каверину подойти на пару шагов, как резко повернул в нашу сторону голову, полоснув по глазам ярким лучом фонаря, мигом ослепляя.
— А, добро, что вылезли, — пробасил он. — Я собирался звать вас уже. Сейчас прицеп тут в поле оставим и домой поедем. На дороге я как раз наших местных охотников встретил, они сказали, в поселке тихо-мирно все, никаких подозрительных передвижений и незнакомых личностей не наблюдается.
— А позвонить можно будет? — спросил Антон, не забыв зыркнуть на меня с упреком.
— Так уже можно. Тут ловить должно. Сейчас в машину сядем, и дам тебе телефон.
Поле оказалось подсолнуховым, хотя понять это удалось при близком рассмотрении ближайшей высоченной бодылины. Хм… надо же, оказывается, на ночь они закрываются.
— Лись, ты где там? — окликнул меня Антон. — Поехали!
Он распахнул мне заднюю дверцу высоченного внедорожного чудища и подсадил, потому как порожек был чуть ниже уровня моей груди, не забыв, само собой, облапать задницу и даже куснуть украдкой. У моего мажора явно было настроение хоть куда, а вот у меня что-то наоборот. Легкость, что расплескалась внутри еще каких-то час-два назад, улетучилась, зато свинцовыми полосами на душу ложилось гадкое предчувствие, все прибавляя в весе.
Каверин стал набирать чей-то номер, как только мы тронулись в путь. И ответили ему практически сразу, стоило только ему прижать трубку к уху.
— Пап, это я. Ты слышишь? — Похоже, его не слишком хорошо слышали на том конце. — Это я, Антон! Пап, нормально со мной все. Мы выбрались.
Он помолчал, слушая, очевидно, собеседника. Мне ничего не было слышно из-за рычания движка, а смотреть ему в лицо и угадывать я не стала и отвернулась, принявшись пялиться в темноту за окном. Но по тому, как напряглась его рука, которой он обнимал меня за плечи, поняла, что безоблачная погода его настроения меняется.
— Нормально все, пап… Нет, не надо… Мы целы и в порядке… Надеюсь, ты денег этим мразям еще не отстегнул? Это хорошо… Нет, никого не надо присылать. Мы доберемся сами.
Последовала пауза, пока он слушал, и его пальцы непроизвольно, судя по всему, сжали мое плечо.