— Лись-Лись… угробишь так меня… — Антон чуть отступил, заставив меня вцепиться в него сильнее, и мягко толкнулся обратно, посылая новую пронзающую волну, еще сильнее и глубже той, которую я сотворила. — А-х-хр-р-р!… Еще… сожми так еще!
Я едва понимала, о чем он просит, о чем вообще хрипит у моего рта, только удерживала на себе, в себе, отчаянно боясь потерять нас, контакт этот хоть на мгновение, и, похоже, это и было тем, чего мой мажор желал. Его лицо искажалось, кожа заблестела испариной, веки отяжелели, спина под моими жадными ладонями бугрилась напрягающимися мышцами, а бедра двигались сначала плавно, убивая меня долгим, безостановочным скольжением не столько во мне, сколько прямиком по голым нервам. Моя голова бессильно падала, но тут же начинало не хватать поцелуев Антона и его бессвязного пошлого бормотания в мои губы, и я рвалась к нему назад.
— Девочка моя хорошая… моя… — Твоя… А ты мой, мой! — …больно без тебя… жесть адова… сердце вон… — И мне. И сердце вон, и душа в клочья. — Моя… моя… поняла? Никому… слышишь? Никому…
Волны-толчки становились все чаще, рваными, теряя плавный ритм, внутри все сжималось жестче-жестче, разгонялось, неслось уже неудержимо, так что не было сил больше терпеть, и я заметалась, не зная, как спастись от еще одной волны. Той самой последней, что расшибет меня вдребезги. Но сильное тело надо мной, плоть внутри меня, рот, что целовал без остановки шею, задранный до предела подбородок — все это сумасшедше сладкая западня, что надежно удержала, не дав ускользнуть. Никакого спасения, никакой пощады, только эйфория, что захлестнула окончательно, отправляя почему-то не на дно, а в безвоздушное пространство где-то высоко-высоко, где мое тело не имело веса. Его вообще не стало самого по себе, только нечто единое с другим телом, родным, сильным, содрогающимся с моим в унисон в нашем общем наслаждении.
Пару минут мне казалось, что я превратилась в какое-то желе или вовсе жидкость, и Антон вплавился в меня, погрузился, подчиняясь гравитации, перемешав нас совершенно, и мы ни черта потом не разберемся, где чья конечность, и не разделимся обратно. Но это заблуждение мгновенно рассеял гулкий удар по двери и голос Корнилова:
— Господин Каверин, попрошу вас выйти из комнаты Елизаветы!
Я вылетела из-под мажора, будто была смазана жиром, хотя, учитывая слой пота, недалеко от истины. Чуть не грохнулась, споткнувшись о свой же ботинок, заметавшись в панике диким взглядом. Корнилова, славатехосподи, в комнате не было, а Антон успел поймать меня за локоть и уронил задницей обратно на кровать.
— В душ сходи, успокойся! — ровно велел он, поднявшись и начав невозмутимо приводить свою одежду в порядок. — Я пойду разберусь, а ты спускайся, как будешь готова.
— С ума сошел? — зашипела я, дерганно принявшись натягивать обратно трусы и шорты. — Сиди тут, я сама сначала…
— Лись! Херни не городи! — отрезал он и пошел на выход.
— Стой говорю! — придушенно взвизгнула, откровенно паникуя уже, и, едва успев застегнуть ширинку, повисла у него на локте.
Глава 28. 2
Вот так мы и предстали перед Корниловым, Камневым и Боевым — потные еще, взмыленные и растрепанные, шмотки мятые, сексом пахнущие за километр и босые.
— Миха, не жест
— О, обои точно под замену. Не моющиеся же они у вас тут, — хохотнул Боев.
— Компенсирую, — практически выплюнул Корнилов, следуя пристальным и каким-то таким стылым взглядом по Антону с головы до ног, что меня аж жутью пробрало. Я его никогда таким не видела. Мой Корнилов — конкретный и местами строгий дядька, но этот вот уже реальный монстрила, с однозначным желанием калечить и убивать в глазах.
— Не нагнетайте, не обоссусь, — все так же без малейшей нервозности ответил трем реально превышавшим его в живой массе и мастерстве костоломства бугаям мой мажор. Нет, он ни разу не дрыщ и постоять за себя может, видела собственными глазами, но алле, ни одному из этих головорезов не противник.
— Корнилов, это все не то, что ты ду… — рванула я вперед, но гадский мажор технично перехватил меня поперек талии, развернул в мгновение ока и направил обратно в комнату, куда я и влетела по инерции собственного движения. И прежде чем развернулась, дверь передо мной захлопнулась.
— Все именно то, чем выглядит, — раздался с той стороны голос Антона. Он что, самоубийца, бл*дь?!
— Да вы ох*ели, что ли! — завопила я, врубившись в дверь плечом. Она дрогнула, но не открылась. — Какого хера!
— Для меня это выглядит как паскудное совращение невинной девочки прожженным бабником… — отчеканил невидимый мне Михаил, повышая градус моего страха своим ледяным тоном.
— Да никто меня не совращал! — заколотила я кулаками по дереву. — А ну открывайте!
— …Что усугубляется еще и тем, что девочка находилась в нестабильном психическом состоянии из-за стресса и страха смерти… — продолжил, не обращая внимания на мои вопли, Корнилов сухо, будто патроны вгонял в магазин, готовясь моего мажора пристрелить.