Одинокая орешина

— Завтра, когда мы приезжали, лягушонок здесь сидел, я его видел, — Армену знакомо одно-единственное понятие времени, «завтра», а в ущелье мы были месяц назад.

— Да, это он самый, — подтверждаю. — Я его запомнил.

Армен тихонько подкрадывается к лягушонку — видимо, хочет его схватить.

— Фу! — вдруг раздается над головой. Это подошел Артур. — Не прикасайся, Армен! Фу!

Лягушонок прыгнул и исчез в листве. Армен чуть не плача смотрит на меня.

— Сам ты фу! — говорит он обиженно. — Зачем спугнул?..

— Дядя, объясните же ему, — обращается ко мне Артур, — лягушку трогать нельзя, она грязная.

— Почему? — удивляюсь. — Лягушка живет вот в этой воде, а смотри, какая она чистая, прозрачная.

— А мне дедушка говорил.

Я прихватил с собой хлеб, сыр, фрукты — достаю все это и раскладываю на столе из сухой листвы. Варужан растянулся на земле, Армен уселся на камень, Артур продолжает стоять — весь чистенький, отутюженный.

— Камень холодный, — говорит он, — а земля грязная.

— Земля не может быть грязной! — орет Варужан. — Мне просто плакать хочется, — последние слова адресованы уже мне.

— Опрокинь стаканчик, — даю ему пива.

— И мне, — тянет ручонку Армен.

— Только один глоток. Ладно?

— Ладно, — говорит Армен, но из моего стакана не отпивает, ему нужен свой стакан. Наливаю. — За здоровье ущелья, — говорит он, — за здоровье лягушонка, за здоровье камня, — и, радостно причмокивая, выпивает свой глоток пива.

Артур удивленно смотрит то на Армена, то на меня. Он кое-как примостился на бревнышке, которое отец разыскал и принес — за неимением ничего лучшего. И покрыл своей кепкой, чтобы сынок не простыл. Протягиваю Артуру яблоко.

— Почисть, — передает он яблоко отцу.

— Ножа нет, — цедит сквозь зубы Варужан. — Ешь так — бабушка не видит.

Мы выбираемся из ущелья коротким путем. Мы бегали в детстве этой дорогой купаться. А плавать я так толком и не научился. Однажды чуть не утонул, перепугался до смерти. С тех пор боюсь воды. Зайду по грудь, а дальше страшно. В воде нельзя ощущать страх, надо чувствовать себя уверенно, чтоб удовольствие получить. А я вот боюсь. Такие дела…

Ущелье остается внизу, мы уже в селе, вот и наш дом показался.

— Дедушкин дом! — восторженно кричит Армен. — Дедушкин дом!..

Я каждый раз показываю ему этот дом, но говорю, что дедушка уехал далеко-далеко — когда вернется, мы к нему заглянем.

— Зайдем во двор, — говорит Варужан.

— А зачем? Видишь, шелковицу спилили…

Варужан смотрит за ограду.

— Спилили, — говорит. — Двор асфальтом покрыли. Но я точно помню, где она росла.

— И я помню, — говорю.

— Поедем в Ереван, — говорит Артур. — Я через час должен быть в гостях.

— А это что за шелковица? — вдруг оживляется Варужан.

— Шелковица как шелковица. Ничего особенного, — сухо отзываюсь я.

— Ее ведь не было! Она проросла из корня срубленного дерева! Из корня шелковицы твоего деда!

Смотрю на деревце, обнаруженное Варужаном, оно растет далеко от старой шелковицы, прижавшись к внешней стороне ограды. Молоденькое, совсем юное тутовое деревце.

— Смири свое воображение, — говорю, — пошли.

Мне вдруг становится грустно — в душе пробуждается шелест нашей шелковицы, я вижу ее ветви, касавшиеся крыши нашего дома. По ним я забирался на крышу. И, словно со стороны, слышу свой собственный детский голос: на шелковице, среди ее раскидистых ветвей я соорудил себе гнездо, домишко, и читал оттуда стихи собравшейся внизу детворе… Крыша теперь покрыта листовым железом, а шелковицы и вовсе нет.

— Это пророс ее корень! — упорствует Варужан. — Если содрать асфальт, сам убедишься.

— Поздно, — говорю. — Сегодня уже поздно сдирать асфальт. Да и вообще поздно.

— Я пшат хочу, — говорит Армен. — У дедушки в саду есть пшат?

— И я бы поел, — говорит Артур. — Нужно только от кожицы очистить, и можно есть.

Наша старая сельская улица, под асфальтом которой скрыты шаги моего детства, кишит людьми и машинами. Половина тени от нашей шелковицы падала на эту улицу, и я не раз пытался обвести темный контур мелом, да Псе никак не удавалось — ведь тень-то двигалась… Теперь шелковица больше не отбрасывает свою тень на улицу.

МОИ ПЕРВЫЕ НЕЖНЫЕ ЧУВСТВА