Одинокая волчица

Пока Лев собирался, пока ехал уже знакомой дорогой в поместье Попугая, ему хоть и не без труда, но удалось взять себя в руки, даже посмотреть на ситуацию со стороны и с юмором. Действительно ведь на каждого волка в лесу — по ловушке, права народная мудрость, ох, как права! Перевалил на седьмой десяток, женщинами интересовался постольку поскольку, исключительно в интересах здоровья и поддержания жизненного тонуса, с любовницами расставался легче, чем с галстуками или даже носовыми платками — и вот пожалуйте бриться! Влюбился! Влюбился?

Лев Валерианович даже хмыкнул вслух, до того его развеселила эта мысль. Вышколенный телохранитель на переднем сидении не шелохнулся, хотя по затылку было видно: внутренне напрягся и собрался. Неудивительно. Шеф месяцами при обслуге рта не открывал, в самом крайнем случае обходился жестами или даже только взглядом. Подождите, голубчики, скоро все вообще переменится, то-то вы изумитесь! Месяца через два можно и о свадьбе подумать…

Но, дойдя до такого эксцентричного вывода, Лев Валерианович сам себя осадил: рано! Рано и вообще — глупо. Да, последние дни он только об Ирине и думал, представлял её себе в различных пикантных ситуациях, мечтал… Но ведь на самом деле видел-то он её один-единственный раз, причем не в самой хорошей форме. Если по уму — от этой стервозной красотки нужно держаться как можно дальше. И вообще: пьющих, точнее, пьянеющих людей Лев Валерианович, что называется, на дух не переносил, а уж о женщинах и речи быть не могло. А Ирина, судя по всему, находилась на грани запоя, если вообще уже не пребывала там. Жениться на такой женщине?! Да лучше сразу удавиться или отравиться! Но хороша, зараза, слов нет!

«Ладно, планы насчет свадьбы пока отставить, — мысленно приказал себе Лев Валерианович. — Пока нужно выяснить несколько гораздо более важных моментов. Во-первых, своей ли смертью Попугай-то… Могли ведь и помочь, не я один такой умный. Во-вторых, ввести вдовицу горькую в курс наследственных дел, да и самому в них разобраться, пока деловые партнеры и государство наше замечательное в процесс не включились. Включатся — от баснословного состояния Попугая даже воспоминаний не останется, были уже такие случаи, знаем, плавали. В-третьих, кому-то нужно поручить толковую организацию похорон, а это дело не только хлопотное, но и тонкое. Не дай Бог, столкнутся в скорбной процессии криминальный авторитет с кристально чистым государственным деятелем — скандалище будет такой, мало не покажется. Уж пресса постарается. Значит, охрану нужно усилить и мобилизовать, чтобы никаких журналистов, тем более с телекамерами, там и близко не было. А уж потом — все остальное, как говорится, во благовременье. Не зря говорят: поспешишь — людей насмешишь».

Машина плавно притормозила перед глухими воротами поместья Попугая и Лев внутренне подобрался. Теперь главное — найти верный тон в первом разговоре с Ириной, от этого многое зависит, то есть практически все. Не пережать с предложениями поддержки и помощи, — но и не переборщить с равнодушием и незаинтересованностью. Дать понять, что молодая вдова ему отнюдь не безразлична, но не навязываться в качестве друга жизни и сердца. В общем, как всегда: по жердочке над пропастью, только пропасть на сей раз смешная, не чета прежним. Если сорвется, так не смертельно, только досадно. Но он не сорвется, потому что… Да потому что никогда не срывался, черт побери!

Миновав неизбежную процедуру проверки бдительной охраной, Лев Валерианович почти взбежал по ступеням ко входной двери, но опять опомнился и сам себя окоротил: не стоит лишнюю прыть показывать, да и время не самое подходящее. В доме покойник, а ближайший — и единственный, можно сказать! — друг козликом скачет. С какой такой, спрашивается, радости? Так что в гостиную Лев Валерианович уже даже не вошел — вплыл, утвердив на лице приличествующую случаю мину: почти скорбную, но скорее — задумчиво-печальную. Мол, все мы там будем, причем скорее рано, чем поздно…

Но когда в комнату вошла Ирина, Лев Валерианович ощутил столь мощный выброс адреналина в кровь, что чуть было не вышел из тщательно сделанного образа. Женщина была не просто красива — возмутительно хороша: неподкрашенная, с припухшими глазами, она словно помолодела лет на пять, а небрежность во внешности наводила на мысль о том, что ночь была… скажем так, бурной. Но — приятной.

— Иринушка, — пророкотал Лев Валерианович, склоняясь над её рукой, — голубушка, какое несчастье! Сочувствую, всем сердцем сочувствую. Тем более, что и мне, наверное, тоже предстоит…

Ирина передернула плечами и утомленно прикрыла глаза.

— Надеюсь, что вы ещё поживете, — прохладно сказала она, усаживаясь в глубокое кресло. — Туда мы все успеем, нечего загадывать. Вы же не знаете…

Она осеклась, прикусила губу и бросила на Льва Валериановича непонятный, короткий взгляд исподлобья.

— Я вообще ничего не знаю. Как это произошло? Когда?

— Ночью у него стало плохо с сердцем, — начала Ирина и снова словно осеклась.