Одинокие ночи вдвоем

К стойке подошла женщина, высокая, худая, довольно красивая – стильная короткая стрижка, густо накрашенные глаза, малиновая помада, яркий свитер, заказала виски. Уселась на высокий стул и почти что улеглась на стойку. Вздохнула.

– Ох, Адам, что-то мне сегодня так тошно… Так нехорошо… Предчувствие какое-то…

– Дина, это не мое, конечно, дело, но вы бы повидались с Олей… Она часто заходит сюда, все про вас спрашивает, я вижу, как она страдает, плачет… Берет у меня деньги, садится за дальний столик и долго так сидит, думает о чем-то…

– Забудь о ней, Адам. Она эгоистка, каких свет не видывал… Ты думаешь, почему мне так плохо? Не знаешь? Да потому что это она меня загнала в самый угол… Если бы не она, я бы ни за что не поселилась у этого гада, мерзавца…

– А при чем здесь Оля-то? – Адам налил ей еще виски. – Вы сами сделали выбор.

– Но сделала-то я этот самый, как ты говоришь, выбор – ради нее! Я-то сама как-нибудь бы прокормилась. А двоих мне было не потянуть.

– Так ли уж плохо на той ферме? Здесь бывают люди из Иловатска, некоторые знакомы с Ананьевым, отзываются о нем хорошо… Да взять хотя бы моего хозяина, Агишина, он покупает у Ефима мясо. Ананьев производит впечатление порядочного, приятного человека.

– Да много они знают про Ананьева! Если бы он был так хорош, наверное, и я бы иначе о нем говорила…

– Он вроде непьющий…

– Лучше бы он пил.

– Да что такого он вам сделал?

– В том-то и дело, что ничего. Просто меня от него воротит, вот и все. Тошнит. Аллергия у меня на него. У меня весь пах в волдырях, все ляжки… теперь понял?

– Нет…

Адам смутился, покраснел, он понял, что своими вопросами коснулся интимной стороны отношений Дины и Ананьева. В сущности, ему не было дела до Дины, но уж больно жалко было Олю. Такая хорошая девочка, положительная, маму любит, а мама отзывается о ней так, словно жалеет, что вообще произвела ее на свет. В свое время Дина, время от времени наведывавшаяся сюда, разговорилась с ним, открыла ему душу и сделала его своим чуть ли не доверенным лицом – Адам согласился передавать Оле конверты с деньгами и записками от матери. В сущности, бармены зачастую становятся свидетелями душевных переживаний посетителей баров, такая уж у них работа – наливай и слушай. Но эта история в отличие от историй других посетителей была связана с самым святым – с девочкой-подростком, с дочерью Дины, с невозможностью матери встретиться с дочерью, чего Адам никак не мог понять…

Он знал, что Дина живет и работает у Ананьева, что вроде бы даже собирается за него замуж и даже присматривает себе свадебное платье. Но вот почему Ананьев не должен знать, что у Дины есть дочь, этого он понять не мог, как подвыпившая Дина ни пыталась ему объяснить.

Он уже понял, что она приезжает в город из своей Чернозубовки в те дни, когда Ананьев находится в далекой и длительной командировке. Поэтому Дина позволяет себе расслабиться, напиться, поговорить по душам с Адамом, а то и поплакаться. Но если сначала после таких одиноких и опасных вечеринок Дина брала такси и возвращалась в Чернозубовку, то потом она призналась Адаму, что сняла квартиру в городе – «для личной жизни». Адам сколько раз хотел ее спросить, почему она не возьмет к себе дочь, как может она, находясь в городе, не увидеться с дочерью, но словно заранее знал ответ: «Я не хочу, не могу…»

Получалось, что Дина злилась на свою дочь за то, что ради ее благополучия ей, Дине, приходится жить с человеком, которого она не переносит на физиологическом (не говоря уже о психологическом) уровне.

– Дина, что вы такое говорите? Как может быть аллергия на мужчину? Такого не бывает…

Адам искренне полагал, что он прав, а Дина просто не знает, как объяснить свое неприязненное отношение к Ананьеву… Одной из причин, из-за которой Дина не хотела оставаться с фермером, по мнению Адама, было то, что ей приходилось жить в деревне, да к тому же еще на ферме, где выращивают свиней. Может, она, привыкшая к городской жизни, страдает от одиночества, от сознания того, чем именно занимается мужчина, с которым она собирается связать жизнь… Да и кто знает, в каких условиях она живет. То, что у нее стали появляться деньги, которыми она делится со своей дочерью, еще не говорит о том, что она счастлива на ферме. А может, этот фермер груб с ней или вообще – садист… И такое бывает. Адам, работая барменом, наслушался разных историй от своих посетительниц. Но никогда не задавал им вопросов, касающихся подробностей их личной жизни. Вот и теперь он мог бы спросить, чем конкретно ее не устраивает жизнь с Ананьевым, мог, но не спросил. Не его это барменское дело. Его дело выслушать, налить еще чего-нибудь крепкого, вымыть рюмку (стопку, фужер, бокал), вытереть досуха, до блеска, и снова слушать, слушать…