Одинокий дедушка (СИ)

— Дзюцу, — с еле заметной ухмылкой поясняет одинокий дедушка. — То, ради чего ты медитируешь.

Внутри у Сакуры светится восхищение и надежда. Оба эти чувства тут, рядом с загадочным стариком.

— В бою главное — как ты используешь свои умения, — оглаживая морщинистой ладонью изгибы веера, говорит седовласый. — Любые отточенные навыки могут превзойти и мастера своего дела, и кланового бойца.

Сглотнув вязкий ком в горле, девочка, в порыве, врезается в живот собеседника, обнимая его.

— Спасибо вам огромное, — она шмыгает. — Когда-нибудь я бы хотела стать похожей на вас, Учиха-оджисама!

Тот лишь гладит её по голове, неопределённо хмыкая.

— Не стоит. Будь собой.

*

Мама Сакуры в очередной раз извиняется, обнимая дочь крепко-крепко. Из-за того, что дедушка заболел, она вынуждена уехать. Как и виновато потирающий руки папа. В столице не хватает рук и может сорваться несколько важных сделок для клана Харуно. Вариантов нет.

Они вернутся через месяц. Максимум — два. Пока же к Сакуре будет заходить Нами-обаасан — вежливая соседка, которую она знает с детства.

Будущая куноичи всё прекрасно понимает, однако, после прощания с родителями, сбегает в своё секретное место, шмыгая носом. Слёз нет, только обида на весь мир.

— Поступила? — первое, что спрашивает её Учиха-оджисама, когда видит в своём саду с понурой головой.

— Да, — отвечают ему тихо. Хозяин поместья изгибает бровь.

— Отчего такая драма? — ненавязчиво уточняет он абсолютно незаинтересованным голосом.

Харуно, неловко отводит взгляд.

— Родителей не будет на церемонии, — пыхтит она, ковыряя мыском землю. — Из-за семейных дел они уехали в столицу.

С легким бульканьем чай наполняет чашки. Занятно, как так выходит, что к её приходу всегда всё уже готово. Задумчивая, девочка переминается с ноги на ногу.

— Учиха-оджисама, если вы не заняты, может…? — а потом она, будто осознав что спрашивает, захлопывает рот, смущённая ещё больше. — Ай, нет! Извините за наглость.

Иссиня-чёрные глаза изучают её внимательно, но без малейшего намёка на пренебрежение или оскорбление. Он думает о чём-то своём.

— Хорошо, — кратко и тихо, как всегда.

Сакура чувствует себя самой счастливой в мире куноичи.

*

— Что он тут делает? — доносится с задних рядов суфлёрский шёпот. — Разве молодой Саске как-то с ним связан?

— Ты меня спрашиваешь? — отвечающий тихо негодует. — Я понятия не имею, что Учиха Мадара забыл на церемонии поступления.

Ирука старался не обращать внимания на всполошившихся родителей и коллег. Он понимал их шок — не каждый день увидишь легенду во плоти. Самого закрытого человека из старого поколения, что безвылазно сидит в отдалённом уголке кланового квартала.

Ему и самому было интересно. Молодой учитель с трудом сдерживался, чтобы не коситься на, без преуменьшения, второго основателя их селения.

Кто знает, из каких побуждений одинокий старик пришёл посмотреть на молодёжь. В любом случае, тот стоял недвижимым изваянием всё то время, пока он приветствовал первоклашек.

— Может, призрак Учиха на старости лет стал сентиментальным? — снова зашептались в расходящейся толпе.

— Это чудовище? — фыркнули еле слышно в ответ. — Не смеши меня.

Легендарный шиноби кому-то кивнул. Ирука с любопытством попытался понять, кому именно.

К Мадаре подбежала маленькая розоволосая девочка, хватая того за руку. Толпа притихла, шокированно наблюдая, как старик держит маленькую ручку в ответ.

— Я не слишком смешно выглядела, Учиха-оджисама? — залепетала, кажется, Харуно. Из гражданского клана.

— Не заметил ничего страшного, — тихо ответили ей, неторопливо двигаясь в сторону ворот. Очевидно для того, чтобы короткие детские ножки поспевали за выбранным темпом. Умино готов был поспорить, что даже в таком солидном возрасте, Мадара мог двигаться свободно, не таким старческим шагом.

— Уф, — его компаньонка, очевидно, успокоилась. — Это очень важный день, понимаете? Я не хотела его испортить.

А потом случилось нечто.

— Ты молодец.

Девочка буквально светилась от похвалы.

Учиха Мадара тонко и еле заметно улыбнулся.

Необычная парочка удалялась, видимо, шокировать остальных жителей селения. На территории Академии делать им было уже нечего.

Все и так были растеряны.