Одинокий пишущий человек

Именно после этого случая я стала не просто выписывать свои наивные подростковые истории – из головы в тетрадки, – но возвращаться к словам и предложениям, вглядываться в них – в таких живых, опасных и вёртких… Стала что-то зачёркивать, а поверху писать другое слово. Они, оказывается, много чего умели – слова и фразы. Открывали вход в следующую мысль, просторную, как пещера, или заваливали вход камнями до ужаса, до полной и глухой тьмы.

Но великая невидимая сила изрыгала два-три великих облегчительных слова, и спускались с неба два Ангела и отваливали камень от входа в пещеру, – тяжко труждаясь и яростно матерясь…

Глава десятая Визитная карточка Бога

Как только здравый смысл с его счётной машинкой спущен с лестницы, числа уже не досаждают уму…

Два и два уже не равняются четырём, потому что равняться четырём они уже не обязаны.

В. Набоков. Искусство литературы и здравый смысл

– Д.И., ваши герои ищут ответы на многие вопросы в прошлом своих семей. Верите ли вы в кармические грехи? В то, что мы расплачиваемся за преступления наших предков?

– Ничего не знаю о преступлениях моих предков, хотя допускаю, что святых среди них было маловато. Взять хоть мою прабабку-цыганку, которая сбегала из семьи в свой табор при первой возможности, или прадеда со стороны отца – тот был варшавский извозчик, и этим всё сказано. Его сын, мой дед, сбежал из дому с исполосованной спиной в возрасте четырнадцати лет. Сбежал так далеко, как только смог… Молчаливый был человек, задумчивый, мало что о себе рассказывал. Чемпион Харькова по шахматам и редкий образчик нищего часовщика.

Во всяком случае, мне, сочиняющей разные истории, грешно уклоняться от попыток сунуть нос во все эти узкие семейные щели. Мне по профессии невозможно оставаться «закрытой» для какой-либо темы. Это расточительно и неразумно. Никогда не стоит перекрывать приток воздуха в закостенелую форму «реалистического» сюжета. Даже если от этого сквознячка попахивает серой.

Сюжетная ценность потусторонних тем

Писание книг вообще – занятие щекотливое. Оно слишком часто соприкасается с запретными темами собственных семейных тайн. А «кармические грехи», мистика, прошлые жизни и всё такое… что ж, это тоже – валюта, которую писатель волен пустить в оборот. Любой писатель – немного ростовщик, все наши тексты – это закладные: времени, судьбы, прошлого и будущего.

Есть у меня несколько знакомых, которые увлечённо водят все эти… потусторонние хороводы. А я – самый благодарный слушатель на свете: всегда внимательно и сочувственно всех выслушиваю, киваю, изумлённо поднимаю брови и беру на заметку всё несусветное, необъяснимое и страхолюдное – до копеечки. Пригодится!

Хозяйство любого писателя похоже на банк данных крупной международной организации сомнительного рода деятельности, с филиалами в разных частях света. Записные книжки писателя переполнены всяким общеполезным, псевдонаучным, фактическим, приснившимся, сочинённым, криминальным, инопланетным, авантюрным, мистическим, житейским барахлом. Ведь любая такая куча может таить в себе возможности сюжета.

Однажды я помчалась в Хайфу на аукцион невостребованных посылок, надеясь, что кто-то при мне выкупит за двадцать пять шекелей неприметный ящик, а открыв его, обнаружит – упс! – чью-то отрезанную голову. Надежды, к сожалению, не оправдались, в посылках оказалось неинтересное шмотьё. Нет, отвечаю сразу на ваш молчаливый вопрос: нет, мне не стыдно.