Читаем Одинокий пишущий человек полностью

По сравнению с музыкой литература – нищенка. Средства её убоги: всё те же слепые знаки на странице, выстроенные таким образом, чтобы читатель поймал неслышимую и невидимую волну – мысли и чувства. Если, конечно, читатель – твой, то есть человек чуткий, ловящий на лету образы и намёки, способный с подачи автора создать и оживить любую сцену, лицо, антураж. Равная по воображению и чувствованию личность. Если же нет – твой текст слеп и глух. Да он просто мёртв!

Но Душа романа не только говорит с вами; бывает, она и поёт, и даже – исполняет музыку. Когда при помощи чёрных буковок на белой бумаге (или на экране вашей читалки) в мозгу читателя, в его воображении начинает звучать музыка – это не что иное, как мастерство писателя. Мелодичная непрерывность целого. Высший пилотаж.


Конечно, это блаженство: знать, что книга, главный герой которой не просто певец, а редкая птица, контратенор, открывающий рот чуть ли не на каждой странице, попала в руки читателя с музыкальным образованием. Счастье – знать, что для этого читателя все описанные тобой пассажи, музыкальные инструменты, все реалии музыкального исполнения не просто ряд слов, а мир, полный смысла, нежности, любви и восторга. Однако совсем не каждый читатель слышал звучание барочной скрипки и уж вовсе не каждый осилит сей страшный трюк: многостраничную барочную ораторию никогда не существовавшего композитора восемнадцатого века, сочинённую лично тобой для этой книги – романа-трилогии «Русская канарейка».

Кстати, московский композитор Антон Фёдоров впоследствии эту музыку написал. Перевёл из букв в ноты. Единственный, думаю, случай, когда не литературный текст передаёт словами звучание музыкальных инструментов, а наоборот – музыка воссоздаётся по тексту книги. Очень интересная музыка, я прослушала с некоторым потрясением, хотя ситуация напомнила мне анекдот о Карузо, арию которого Хаим напел своему другу.

Финал романа как репетиция собственного ухода

Финальную сцену романа я пишу, как правило, самой первой. Прежде чем родиться, герой погибает. Или слепнет. Или улетает на мотоцикле в залив Святого Лаврентия. Или танцует, полубезумный, сам с собой на Карловом мосту. В общем исполняет предначертанную волей автора судьбу.

Это не анекдот, не шутка, я никого не разыгрываю. Если моему герою моим воображением предписано покинуть этот мир, он его покидает задолго до того, как родиться, – как в киноленте, которую запускают в обратном движении. А всё потому, что тональность всему грандиозному сооружению романа (особенно многотомного романа) даёт именно финал. Именно финал, далёкий свет в глубокой шахте, ведёт невидимого автора к цели и держит его на плаву все дни беспросветного труда.

Из этой шахты ты не вылезаешь месяцами, годами. Бывает, наработаешься за день, а наутро понимаешь, что всё – пустая порода, всё идёт под откос. Ещё страшнее, когда наработаешься за месяц и вдруг как огреет тебя: зря работала. Всё нужно выкинуть! Но где-то там, впереди брезжит уже готовый финал романа (написан он здорово, не сомневайтесь, возможно, это единственный отрывок романа, которым автор доволен; он вылизан, отполирован, продут и выверен в каждом слове) – поплавок такой, зовущий камертон; и ты говоришь себе: если не дойду до него, так доползу.

Работая над уходом героя, ты подсознательно выстраиваешь сцену собственной кончины. Ты ежедневно со скрипом опускаешься в клети на дно книги, чтобы оттуда, с самого дна, из пустоты и немоты – «Из глубины взываю к Тебе, Господи!» – возводить стены и строить перекладины, пробивать тоннели, высекать ступени… И восходить, и восходить к финалу романа с единственной потаённой мечтой: чтобы когда-нибудь этот финал слился с финалом твоей собственной жизни в той самой мелодичной непрерывности целого…


Довольно часто меня спрашивают – мол, как я себя чувствую, убивая очередного героя. Легко ли, мол, выпустить пулю в грудь того, кого ты создала?

Однажды мне попалось интервью жены Габриэля Гарсиа Маркеса. Она вспоминала, как заканчивал он свой легендарный роман «Сто лет одиночества». Работал ночами, продвигался к финалу, всё больше погружаясь в сумерки уходящей книги. Однажды под утро вышел из кабинета, поднялся в спальню, рухнул на кровать лицом в подушку… и зарыдал. Жена проснулась и сказала: «Ты убил его…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Большая проза Дины Рубиной

Бабий ветер
Бабий ветер

В центре повествования этой, подчас шокирующей, резкой и болевой книги – Женщина. Героиня, в юности – парашютистка и пилот воздушного шара, пережив личную трагедию, вынуждена заняться совсем иным делом в другой стране, можно сказать, в зазеркалье: она косметолог, живет и работает в Нью-Йорке.Целая вереница странных персонажей проходит перед ее глазами, ибо по роду своей нынешней профессии героиня сталкивается с фантастическими, на сегодняшний день почти обыденными «гендерными перевертышами», с обескураживающими, а то и отталкивающими картинками жизни общества. И, как ни странно, из этой гирлянды, по выражению героини, «калек» вырастает гротесковый, трагический, ничтожный и высокий образ современной любви.«Эта повесть, в которой нет ни одного матерного слова, должна бы выйти под грифом 18+, а лучше 40+… —ибо все в ней настолько обнажено и беззащитно, цинично и пронзительно интимно, что во многих сценах краска стыда заливает лицо и плещется в сердце – растерянное человеческое сердце, во все времена отважно и упрямо мечтающее только об одном: о любви…»Дина Рубина

Дина Ильинична Рубина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Одинокий пишущий человек
Одинокий пишущий человек

«Одинокий пишущий человек» – книга про то, как пишутся книги.Но не только.Вернее, совсем не про это. Как обычно, с лукавой усмешкой, но и с обезоруживающей откровенностью Дина Рубина касается такого количества тем, что поневоле удивляешься – как эта книга могла все вместить:• что такое писатель и откуда берутся эти странные люди,• детство, семья, наши страхи и наши ангелы-хранители,• наши мечты, писательская правда и писательская ложь,• Его Величество Читатель,• Он и Она – любовь и эротика,• обсценная лексика как инкрустация речи златоуста,• мистика и совпадения в литературе,• писатель и огромный мир, который он создает, погружаясь в неизведанное, как сталкер,• наконец, смерть писателя – как вершина и победа всей его жизни…В формате pdf A4 доступен издательский дизайн.

Дина Ильинична Рубина

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары