Одинокое место

Это случается в августе. Каждый год одно и то же. Мне бы понять и быть начеку. Но только когда Хоп утешал Джойса в сериале «Очень странные дела», который мы смотрели вместе с девочками, только когда он сказал Джойсу: «В годовщину твое тело вспоминает травму, это посттравматическое стрессовое расстройство», – вот тогда я осознала, что да, это была травма. Те осенние месяцы 2016 года, когда я ждала диагноза, страдала от неизвестности, когда все казалось таким зыбким и запутанным. И теперь ничего не поделаешь с тем, что тело помнит и реагирует, а мозг охватывает паника. Надо просто принять, что это происходит со мной и теперь, когда все позади.

Когда я наконец осмелилась выразить свой страх умереть и оставить детей, сказать о нем вслух, описать страх перед возможным новым эпизодом болезни, кто-то сказал: «И все же нет болезни хуже депрессии, когда теряешь волю к жизни и хочешь умереть».

Не знаю. Но могу точно сказать, что для меня самое страшное – это страх навсегда покинуть детей. Мне доводилось наблюдать глубокую депрессию обоих родителей, и я знаю – жизнь состоит из темных и светлых полос. Но это жизнь. Для меня нет ничего ужаснее предательства со стороны тела. Депрессию можно снять, вылечить лекарствами или электрошоком. Тут, конечно, существует риск побочных действий, но и химиотерапия, и «Тамоксифен» дают сильнейшие побочные эффекты. Однако мы идем на это, чтобы спасти свою единственную и такую хрупкую жизнь.

Я бесконечно благодарна внимательной женщине-врачу, которая проводила маммографию в 2018 году. Она мне все показала и объяснила. Я призналась, что боюсь что-нибудь пропустить, как уже случилось однажды. Она ответила, что на моем месте нервничала бы еще больше. Она прекрасно меня понимает, и единственное, что я могу сделать – это не решать самостоятельно, что «опасно», что нет, а сразу идти к доктору. Мне просто необходимо услышать, что я могу к ним обратиться. Это правильно, я не перегружаю систему, мне удается почти целый год держать беспокойство в узде, но, когда приближается годовщина, ноги подкашиваются, я падаю и мир рушится. То же происходит осенью 2019-го, маммографию перенесли на более ранний срок, я тогда уже прочла Гримсруд и Хирдман, но это было до смерти Сары Даниус. О, сколько я о ней думала в связи с перипетиями в Шведской академии[55]. Как можно со всем этим справиться, когда у тебя рак груди с осложнениями? Врач сказала мне, что время на моей стороне, и я думаю, что речь идет о времени после болезни и его связи с риском рецидива. Конечно, плохо, когда рецидив происходит почти сразу. Раньше говорили так: пять лет наблюдаешься, а потом считаешься здоровой, но теперь уже так не говорят. Во время повторного визита в 2018 году я спрашиваю доктора Эрику, что отвечать, когда люди задают вопрос, здорова ли я теперь. Она говорит: «Отвечайте, что вас вылечили».

В Интернете мне попадается сайт, где рассказывается о поздних рецидивах. Можно снова заболеть через пятнадцать лет, и тогда рак распространится на другие органы. Женщинам, у которых высок риск рецидивов, рекомендуют принимать «Тамоксифен» в течение десяти лет, а мне кто-то давал однозначные рекомендации. Вхожу ли я в группу риска? Наблюдения показали, что прием «Тамоксифена» более пяти лет может защитить от рецидива. Я принимаю таблетки каждый вечер. Делайте со мной что хотите, я подстроюсь под любое лечение.

* * *

После смерти папы я нашла его чудесные фотографии. Где он с еще маленькими девочками. В зоопарке Юнселе, в краеведческом музее. В папин день рождения я зажигаю свечу и вставляю ее в подсвечник, который он сделал сам. Черт возьми, ведь нельзя же оставаться во тьме. Прошлого не вернешь. Папа так гордился внуками, так их любил. Хотя разговор между ними обычно не клеился.