Одинокое место

На следующий день мы упаковываем последние вещи, которые отправим в Стокгольм грузовиком. Не знаю, поместится ли все. И вот мы уезжаем. Голова идет кругом. Мы правда продали папин дом детства. Имение с небольшой березовой аллеей, спускающейся с холма, с живой изгородью из сирени, с непривычным для огорода дубом и лиственницей, с кустами шиповника и смородины. С пионами и лилиями, жимолостью и девичьим виноградом, с растущими в ряд пышно цветущими дицентрами вдоль восточной границы участка. Яблони, которые папа посадил, выйдя на пенсию и вернувшись в Молиден, не прижились, хотя у бабушки с дедушкой яблони когда-то росли. Мы решили, что это из-за полевок. У нас в Ханинге они тоже есть, а звуковые отпугиватели, похоже, не всегда работают. А вот клубника папе удалась, как и томаты, сладкий перец и перчики чили, которые он выращивал в теплице. А также все летние цветы в горшках, вазонах, молочных бидонах и длинных деревянных ящиках. Поля вокруг дома и бывшего коровника, дровяного сарая и пекаренки – в прежние времена там выращивали зерно, картофель, морковь, цветную капусту и лук. Их только что скосили, и фермер из Бакке попросил разрешения забрать сено на корм скоту. Этим засушливым летом многим животным грозил забой из-за недостатка еды.

Над кладбищем смеркается. Синеют горы. В середине июля и сюда приходит ночная тьма. Надо же, я оказалась тем человеком, кто допустил утрату этого места. Молидена больше нет. Он потерян для нашей семьи, для всего рода, для предков и потомков. Я покидаю его.

Только что, стоя в гостиной, я снимала со стены портрет бабушкиных родителей, Анны и Франца, проводила ладонью по желтоватому от никотина стеклу на рисунке, изображающем хутор в Главе. Я срисовала его с фотографии к большой встрече родственников в 1987 году, когда мы, многочисленные потомки Франца, съехались на маленький хутор на севере Вермланда, где он родился. Тщательно прорисованное крыльцо, листики на кустах и деревьях – получилось больше похоже на лачугу, чем на жилой дом. Где теперь поселится эта картина? Помню лето 2014-го, когда мы с папой бродили тут среди могил. Стояли погожие летние дни, папа был в хорошей форме, рассказывал о местных жителях, о нашей родне и о том, как выглядела деревня в его детстве. О том, как он спас товарища, когда тот чуть не утонул в реке у моста, где течение особенно сильное. Теперь его уже ни о чем не расспросить, я больше не услышу эту историю. Как звали мальчишку, которого папа спас? Традиционные полдники в Рэттаргордене. Если погода позволяла, мы всегда сидели на улице. Ежегодные летние фотографии, которые делал Матс. В то последнее лето 2015 года папа с трудом ходил. Мы отправились в Чёпманхольмен, посмотрели выставку в новом парке, папа все время был с нами, но постоянно присаживался отдохнуть. Тем летом он ездил в Рэттаргорден на машине. «Идите вперед, я подъеду», – говорил он. Осенью ему должны были оперировать сустав, все должно было наладиться. После операции он собирался снова начать ходить пешком, каждый день до моста и обратно, а если будет тяжело дышать, то опираясь на палки.

Я поднимаюсь, не спуская глаз с надгробия. Ноги совсем затекли. Я вижу, как поднимается туман. Над могилами, над рекой, над долиной. От земли, в которой лежат дорогие мне люди. Они машут мне на прощание.

* * *

В тот год, когда Матс порвал со своей мамой, она продолжала общаться с его старшей сестрой. Я сказала Матсу, что ему все-таки стоит поговорить с мамой, несмотря на все ее безумства, потому что она не ведает, что творит, просто не понимает, никогда не понимала, а теперь ей уже много лет. Летом 2019 года она решила переехать в общежитие для одиноких женщин, поменяла свою огромную трехкомнатную квартиру с видом на море на однушку на первом этаже с кроватью за ширмой и окнами на гранитную стену. Матс помог с переездом, но общаться отказался наотрез. Он все еще сердился. Ждал, что она попросит прощения. Сказал мне, что, если сейчас не обозначит границы, она снова вторгнется в его пространство и продолжит оскорблять и его, и нас. У нее, вообще-то, есть еще и дочь, добавил он. Пусть бережет, холит и лелеет отношения с ней. «И заметь, весь этот спектакль устроил не я».

* * *

На Рождество 2019 года свекровь упала и сломала шейку бедра. Матс возобновил общение с ней, покупал продукты, несколько раз в день к ней приходила женщина – социальный работник.