Одинокое место

Но от обилия вещей начинаешь задыхаться. И я знаю – если мы решим продавать Молиден – в нашем собственном доме придется освободить достаточно места для всего, что я оттуда привезу. Текстиль, кухонный диван, фарфор. Бумаги. Все, что папа сохранил. Этим первым летом мы пакуем бумаги, письма и фотографии в коробки. Банковские документы, страховки, декларации о доходах. Бегло пробегаю глазами. По последнему чеку видно, что папа закупался в алкомаркете. А вот чеки за еду к празднику Мидсоммар.

Нет, это нельзя выбрасывать. Надо уловить нить. Попытаться понять.

* * *

Я думаю – папе было бы трудно принять мой онкологический диагноз. Он бы так испугался. Наверняка напился бы, сидя на кожаном диване – или он из искусственной кожи? – в гостиной у себя в Молидене. С включенным телевизором и стереосистемой. Желто-зеленые гобелены на стенах. Коричневые оконные рамы. Широкий журнальный столик черного цвета, вечно заваленный какими-то вещами, бумагами, газетами, фильмами, банками с краской, тюбиками с клеем и пепельницами.

* * *

Что вообще происходит в эти дни? Помню, мне не терпелось начать. Представляю себе, как разрушающая раковые клетки химия проникает в организм и действует. Цена, которую я плачу, – мои здоровые, быстро растущие клетки, и я действительно готова ее заплатить. Мне боязно, но вместе с тем хочется получить заключение по рентгеновским снимкам.

Эстрид только что исполнилось десять. Когда она перешла в третий класс, мы поспешно сменили школу – старый класс развалился, учителя уволились. Когда я заходила в кабинет – Эстрид еще была во втором – дети ползали по скамейкам, чтобы налить попить прямо во время урока. Шум стоял такой, что учителя не было слышно, сексуальные домогательства не принимались всерьез (подумать только, сексуальные домогательства во втором классе…). Эстрид тогда досталась классическая роль пай-девочки – сидеть между двумя хулиганами. Никакого понятия о разнице полов даже близко не было. И вот только она привыкла к новой школе, как я заболела. Последние годы выдались непростыми и для моих детей. Я часто уезжала. Знаю, что многие мужчины даже никогда не обдумывали ничего подобного – если один родитель рядом, этого ведь должно быть достаточно… Я смотрю на роль родителя несколько иначе. Меня так часто не бывало дома. И я постоянно скучала по семье. Если работаешь по вечерам, упускаешь намного больше важного, чем с обычной дневной работой. Ох уж эти одинокие ночи в гостиничном номере.

А вот Эльса запирается у себя в комнате. Не пытается быть поближе, как Эстрид. Много времени проводит у подруг. Эстрид хочет пообниматься, посмотреть вместе фильм – Эстрид ищет утешения. Эльса тоже, но все время находиться близко физически ей тяжело. Ей всего двенадцать, а переходный возраст в самом разгаре. Она всегда была взрослой, никогда не говорила этим детским языком. Впереди шесть месяцев тяжелейшего лечения – вот как это видят дети.

Все, чему я должна успеть вас научить. Все, через что вам придется пройти как подросткам, как юным женщинам. На работе, в дружбе, в любви. В материнстве? Если я не… вы не должны бояться принимать помощь. Если она понадобится. Сердитесь на меня! Это можно. Чувства не опасны. Даже страх. Неприятно, но не опасно. Страх – это волна, которая обязательно схлынет.

А пока держится. Пока мой страх – это непрекращающаяся буря. Пока я ворочаюсь всю ночь. Боль пульсирует в крестце, пояснице, бедрах. В шее и плечах. Вы оказались лицом к лицу со смертельной угрозой, и рано или поздно вам все равно придется пережить этот кризис. Может, все из-за того, что я пишу, сидя в кровати? Из-за положения тела, из-за того, как я двигаю пальцами по клавиатуре, шея слегка вытянута вперед, спина вплотную к валику, ноутбук на коленях? Мы с Эстрид смотрим все подряд. SVT-play, «Открытый архив», сериалы, «Щель», «Ева и Адам», «Мать выходит замуж». Последний мы смотрели с мамой, когда она была дома, а не в больнице. В 1979 году.

И «Доктор Фостер». Это я Эстрид не показываю, смотрю, когда она засыпает. «Мама, пообещай, что ты будешь жить, пообещай». Страх доктора Фостер и мой страх сливаются воедино, когда она заходит в море, холодное английское море, когда она собирается умереть, оставив сына, или просто уйти от боли, от одиночества, от поломанной жизни. Не делай этого, не покидай сына, ты ему нужна.