Одинокое место

Достаточно ли я обнимала их? Дарила ли утешение чисто физически? Сколько было ночей, когда я так уставала, что отказывала им в ласке, сердилась, игнорировала. Хватит ли им в жизни того, другого, воспоминаний о моих руках, моих объятиях?

Я так люблю вас. Просто до безумия.

Когда больнее всего. Когда я очередную ночь не сплю. А если мое тело не справится? Если у меня повсюду метастазы? Если меня не станет? Только бы они сохранили в душе мою любовь. Только бы знали, что я всегда с ними.

Если я сейчас умру, Матс должен жить. Он нужен им живым. И себе тоже. Его тревога. И тут такое. Он еще в мае заподозрил, что я больна. А я просто не хотела это признавать.

* * *

Идеальная картинка кризисной ситуации пестрит друзьями, которые приносят готовый ужин, приходят в гости и предлагают взять на себя бытовые проблемы, окружают заботой, охотно тратят свое время и бережно относятся к чувствам пострадавшего, позволяя ему быть ранимым. Люди откладывают собственные дела, при этом понимая, что человек, переживающий кризис, не может участвовать в кризисах других. Сейчас все эти кризисы кажутся ему слишком банальными и повседневными, потому что у него самого земля уходит из-под ног от страха смерти. Поэтому я оказалась совершенно не готова к испугу и гневу. Оказалось, в моем окружении бродит так много бессознательной агрессии и панических реакций, а я вдруг стала все это пропускать через себя. Все эти реакции просачиваются прямо внутрь меня. Я теряюсь, чувствуя, что не могу защититься.

Неудивительно, с твоим-то стрессом, бедная иммунная система совсем не справляется. Да сейчас у каждой второй рак груди, прямо народная болезнь, и хорошо лечится. Хм, ты делаешь маммографию – а излучения не боишься… Я бы ни за что на такое не пошла, это ведь огромный риск для организма… Знаешь, главное, не сделать это частью своей личности. X, у которой рак груди, как будто застряла в этой роли, совсем не борется, вся ее жизнь – сплошные болячки и страдания. У моей мамы тоже был рак груди, и в результате все прекрасно, у нее даже волосы не выпали, а на груди лишь маленький шрам. Вот рак поджелудочной – это серьезно, или рак легких, или надпочечников – а рак груди в наше время… Знаешь, Кристина, у меня кризис на работе, кризис взрослых детей, моя усталость от огромного количества обязанностей… Другие мои друзья, вот ужу кого кризис и чьи дети переживают настоящий кризис. Мое отсутствие вдохновения, мои проблемы на личном фронте, мое одиночество… Можно просто пойти и вылечиться – а волосы отрастут!

А у меня просто нет сил. Если за возможность поговорить о своем страхе и тревогах я должна платить взаимностью и слушать, понимать и утешать, то к этому я сейчас не готова. Онкология теть и дядь, родителей, соседей – те, кто рассказывает об этом, не осознают, насколько я неустойчива, и не ведают, что я потом сижу, переполненная их неспособностью совладать со своим страхом. В то же время мои собственные способности рушатся на глазах. Есть две системы страха, помноженные одна на другую, пол кренится под ногами, и я оказываюсь на грани свободного падения.