Одинокое место

А вот и вопрос о том, не хочу ли я написать прощальные письма дочерям в виде антологии. «Что бы ты написала, если бы тебе оставалось жить всего несколько месяцев?» Этот вопрос возник в октябре или ноябре, после третьей или четвертой химиотерапии. С такими мыслями можно играть, когда они касаются чего-то отдаленного. Я отказываюсь писать текст. Дама, которая это предложила, знает, что я больна, и это своеобразная, но совершенно бездумная забота с ее стороны – в кризис думаешь только о том, чтобы выстоять. Мне не надо представлять себе опасные для жизни болезни, чтобы начать ценить свою жизнь и ощутить благодарность за детей, за семью. Но в голове я пишу такие письма постоянно. Иногда хочется от них отдохнуть, чтобы хватило сил присутствовать в жизни близких здесь и сейчас. Шутить, смеяться. Убираться, стирать, готовить. Починить крышу, наконец.

* * *

Я увиливаю от того, чтобы писать. Мне стыдно, что я так зациклена на себе, хотя другим бывает и намного хуже. Ох уж этот ужас сравнения. Летом 2019-го я работаю не меньше, чем в 2014–2016 годах, когда получила Августовскую премию. Тело как будто помнит изнеможение, желание ничего не делать, веселую игру. Началось все с того, что я узнала историю сестры знакомого. Ей семьдесят, боли в спине оказались метастазами, смерть подкралась всего за пару месяцев. Конец лета, мы стоим на улице, я обнимаю ее и сразу явственно ощущаю боль – в спине, шее, подмышкой. В груди? Уж не похоже ли это на ту странную боль, какую я чувствовала, когда у меня была одна большая и две маленькие опухоли, – только теперь в здоровой груди? Перестань. У тебя разыгралось воображение. Смена времен года, дни повторяются. Черт. Тело – или мозг – словно изо всех сил пытается запомнить дневной свет, солнечные лучи, струящиеся сквозь кроны деревьев, вечерний августовский воздух на коже. Я пришла в поликлинику четвертого августа, двадцать третьего мне поставили диагноз. А в августе этого года меня спрашивают, не хочу ли я написать рецензии на новые книги Беате Гримсруд[28] и Ивонн Хирдман[29]. Обе книги – о раке груди. Я соглашаюсь. Разве можно быть такой дурой? Шея, спина, локоть, немеющие пальцы на левой руке. Даже вроде бы какие-то узелки в здоровой груди. Под мышкой. Паника нарастает. Сердце бешено колотится. Кружится голова, тошнит. Не хватает воздуха. «Это же паническая атака», – успеваю подумать я. Паника – это волна, которая набежит и схлынет. Я лежу в кровати и повторяю это про себя как мантру. Самые острые физические симптомы постепенно отступают. Я так боюсь этих книг, но их вот-вот доставят почтой. При этом я ведь сама пишу о том же самом, о моем «опыте рака груди», работаю над книгой уже давно, и мне интересно прочитать, что написали другие. Но паника не уходит, как и боль в теле. Экспериментирую с болеутоляющими – с «Альведоном», «Ипреном». Звоню в больницу, прошу соединить меня с медсестрой из отделения онкологии. Та записывает меня на маммографию. «Если станет невыносимо, позвоните снова», – говорит она. Маммография только через месяц, 21 сентября. Левая грудь меня пугает. Я не хочу больше ее ощупывать!

Когда книги наконец приходят и я погружаюсь в чтение, то, как ни странно, успокаиваюсь. Оба произведения прекрасны. Они совершенно разные, но написаны талантливыми авторами. Констатирую, что у Ивонн Хирдман лечение было помягче. Для меня три первых курса химиотерапии прошли на ура, а вот «Перьета» с «Таксотером» подкосили, хотя в конце концов я выдержала и их. Но Ивонн старше, и ее после операции еще облучали. Возраст имеет свои плюсы и минусы. Минус в том, что у человека, как правило, уже есть другие болячки и это приходится учитывать при выборе сильных цитостатиков. Вероятно, тяжелая болезнь – это шок в любом возрасте, но если тебе уже немало лет, ты хотя бы не испытываешь острого страха уйти от детей. Ни одному взрослому ребенку не избежать потери родителей. Опухоли обычно растут медленнее, но и цитостатики помогают хуже. Я отмечаю, что у Хирдман опухоль меньше, чем у меня. В остальном все очень похоже. Поток воспоминаний, все, что хочется успеть, люди, которых хочется сохранить на бумаге, чтобы не забыть, их истории и судьбы. Дети! У нее есть взрослые дети, и также есть чувство вины: какой матерью она была, когда они были маленькими?

Бесчувственные комментарии окружающих. Злость. Благодарность врачам. Итоги, взгляд назад. Какой получилась жизнь?