Одинокое место

Зато на фестивале я с удовольствием пообщалась. Оказалось очень приятно увидеться со Свеном, Анникой и другими знакомыми. Эва-Лена рассказала, что семь лет назад у нее тоже обнаружили рак груди. Дело было серьезное. Сейчас она чувствует себя прекрасно, принимает «Тамоксифен» и каждый день выходит на пробежку. В журнале «Мы» только что опубликовали мой текст, посвященный саду, – где я пишу и об отце, и о диагнозе. Мы сразу же начинаем обсуждать нашу общую болезнь. Я слишком долго болтаю с Эвой-Леной. Замечаю в себе большую потребность поговорить с кем-то, кто действительно меня понимает. Я знаю, друзья хотят меня понять и стараются изо всех сил, но все их попытки для меня каждый раз как пощечина. Люди то и дело ставят под сомнение то, что мне в данный момент кажется самым тяжелым. «Если болит все тело, попробуй начинать день с таблетки парацетамола – мой папа всегда так делал! Лет с сорока пяти принимал парацетамол каждое утро. Кажется, какой-то хирург даже озаботился его печеночными показателями?!» Мне так хочется им все объяснить. Я не ипохондрик. И не боюсь лекарств. Никогда не отказывалась от обезболивающих при необходимости. Но не думаю, что правильное средство от моей боли и скованности во всем теле – это ежедневные дозы парацетамола. Неужели так трудно просто немного поддержать меня в новой, непривычной и непростой ситуации. На том этапе, который я не могу перепрыгнуть и которого не избежать. Помочь мне… пройти его. Преодолеть. Наверняка такая побочка только в начале приема «Тамоксифена». А потом все вернется в обычное русло. И сексуальное желание, и силы, и энергия. Разумеется, некоторые побочные действия пройдут, но какие-то останутся. А главное – я не знаю, что будет дальше, ведь я только начала принимать препарат. Пройдут ли эти странные ощущения в животе? Будет ли мне все труднее двигаться с каждым днем, или, если тренироваться, этого можно избежать? Станет ли моя и без того больная нога болеть еще сильнее? Депрессия, подавленное настроение, разбитость по утрам, приклеивающая меня к постели, полное отсутствие спонтанного сексуального желания. Усталость.

Ничего не могу с собой поделать – мне кажется, своим проклятым раком я нарушила некий баланс. «Но ты же выздоровела». «У меня тоже проблемы со слизистыми – депрессия – боли в шее, спине и коленях» – нет уж, лучше молчать. Я иду гулять, считаю шаги. Вскоре я замечаю, что это единственное, благодаря чему я держусь на плаву. Разговоры тянут на дно, обостряют чувство одиночества. Мне становится стыдно. Я ведь на самом деле жива. И действительно, должна радоваться.

В дневнике после каждой жалобы на тоску и страх я с упорством маньяка повторяю – я так благодарна за жизнь, за моих девочек, за Матса. Но страх не отпускает.

* * *

Позже я узнала, что это нормальная реакция. Когда лечение подходит к концу, у окружающих просто не остается сил. Им кажется, что теперь-то ты должен с оптимизмом смотреть в будущее. Но для тебя настоящий кризис только начинается. Пока ты лечишься, ты в надежных руках врачей, а твоя жизнь состоит из обследований и процедур. Потом, когда наступает тишина, просыпаются монстры. Чувство вины и стыда за то, что ты не испытываешь счастья, не щебечешь радостно в своей новой жизни – это ведь жизнь, а не смерть. Хотя я ни в чем не уверена, когда шагаю по слякоти и гололеду или засыпаю над долгожданными страницами новой книги, не просидев за компьютером и часа.