Одинокое письмо

У Беллы знакомых родственников не нашлось, но она меня с первой встречи поразила абсолютным сходством и по облику, и даже по каким-то мимическим движениям лица с выдающейся киноактрисой Ниной Алисовой. У предвоенных подростков моего поколения было несколько любимых фильмов, заметно повлиявших на наше духовное развитие. Для меня особенно значимы «Большой вальс» с несравненной Милицей Корьюс и «Бесприданница» с Ниной Алисовой, юной трагической актрисой самого высокого ранга, у которой странно потом не состоялась сценическая судьба (к слову сказать, воистину гениальный режиссер «Бесприданницы» Я.А. Протазанов одинаково был славен и в трагическом жанре — он ведь начинал со знаменитых драматических фильмов «Отец Сергий» и «Человек из ресторана», — и в комическом, представив ряд бессмертных фильмов с И. Ильинским и А. Кторовым, — но Протазанов был при развитии советского кино как-то оттеснен на второй план Г. Александровым и И. Пырьевым). Когда бы я ни увидел Беллу, даже и в последнее время (она ведь совершенно не старилась и не соответствовала календарным годам), она всегда для меня оставалась «Алисовой». Алисова в стране чудес, ибо наша Россия всегда отличалась чудесами и чудасиями.

Семинарские занятия на филфаке проходили в полуподвальных аудиториях (в так называемой «школе»), там было темновато и сыровато, но мы не очень замечали внешние унылости — сила духа побеждала физические неурядицы. Однажды, в ранневесеннюю питерскую пору, при ясной морозной погоде студенты запросились на солнце, и я рискнул провести одно занятие прямо напротив филфака, на берегу Невы, в том месте, где тротуар чуть-чуть расширялся и создавал уютный пятачок-полуостров с двумя скамейками. Одну скамейку мы поставили напротив другой и тесновато, но мило разместились на них — это занятие на берегу Невы незабываемо.

Белла в спецсеминаре энергично занялась поэзией Ап. Григорьева. Краткие выводы курсовой работы она изложила на студенческой конференции, ежегодно тогда организуемой в Тартуском университете, а еще более конспективно сжала в статье-заметке «Категория времени в лирике Ап. Григорьева», опубликованной в замечательном томе «Материалы XXII научной студенческой конференции. Поэтика. История литературы. Лингвистика» (Тартуский гос. университет, 1967. С. 70–72). Замечательном потому, что здесь опубликованы доклады и статьи (как правило, самые первые научные работы!) будущих известных ученых и общественных деятелей: Н. Котрелева, Е. Рабинович, Е. Душечкиной, Г. Суперфина, М. Билинкиса, А. Рогинского, В. Сажина, Т. Никольской, М. Мейлаха, Р. Тименчика, В. Живова. И у Беллы это была первая работа. У меня хранится подаренный ею том с дорогой надписью: «Борису Федоровичу — первое — с любовью. Улановская. 14 апр. 67».

Заметка Беллы могла бы быть развернута в обстоятельную работу, в ней буквально брошено много идей, подлежащих подробному анализу. Сопоставление Григорьева с йенскими романтиками, потом с А. Блоком. Определение динамической магистрали в развитии поэта: осознание увеличивающейся дистанции между сущим и должным. Отсюда выделение двух противопоставленных времен: настоящее — будущее; соотношение, переходящее в антитезу прошлого и настоящего; настоящее как бы принижается (оно обыденное, созерцательное, замкнутое).

Я очень ждал от Беллы продолжения ее научных штудий. Но она не стала профессиональным литературоведом и лишь изредка обращалась к научным жанрам. Позднее я понял главную причину: ученая деятельность требует заметного сужения интересов; определенная целенаправленность отсекает уходы в сторону, концентрирует внимание на ограниченном круге объектов. А Белла оказалась человеком свободы, ее деятельность журналиста, очеркиста, прозаика стала куда более разнообразной и разножанровой. Но этот свободный выбор не охладил наших отношений, я и далее продолжал следить за творческим путем ученицы.

Однако самые интенсивные взаимосвязи относятся, конечно, к студенческим годам Беллы и Тани. Удивительно обогащала душу и поднимала душевный тонус взаимная человеческая симпатия учителя и учеников. Недавно Таня напомнила один тогдашний, для меня бывший загадочным эпизод. Работая, наряду с университетским преподаванием, заместителем главного редактора «Библиотеки поэта» в издательстве «Советский писатель», я вместе с коллегами очень тяжело переживал пакостные наскоки бдительного начальства на идеологически сомнительные для него однотомники М. Цветаевой и О. Мандельштама в Большой серии «Библиотеки поэта»; были моменты, когда сам выход книг был под угрозой. Об одном таком угрожающем моменте узнали Белла с Таней и решили меня утешить букетом — преподнесли красивые цветы на филфаке, прямо на ступеньках лестницы, вызвав у меня естественное удивление и вопросы. Поразительно трогательное внимание! Такое не проходит бесследно.