Одинокое письмо

С.А. быстро нашла выход. Дня через два после ее разговора с Беллой в Питер возвращалась из США Ирина Сергеевна Чистова, которая успела там и у меня в гостях побывать и везла С.А. мое письмо. По ее приезде договорились о свидании у Ирины Сергеевны чуть ли не на следующий день — на определенный час. А С.А. уже разработала четкий план. Сразу же после ее первого разговора с Беллой как будто бы должны были последовать такие действия. С.А. якобы срочно посылает мне телеграмму с просьбой немедленно откликнуться; сообщается о выборах в музее и об отъезде из Нью-Йорка в Питер И.С. Чистовой, поэтому прилагается просьба: тотчас же позвонить уезжающей и обрисовать личное отношение к выборам директора музея. Поэтому С.А., приехав к Чистовой за письмом, получит и свежий устный рассказ о мнении Б.Ф. Егорова. А Беллу С.А. попросила в час свидания обязательно находиться в музее Достоевского в кругу сотрудников, рассказать им ситуацию — и позвонить И.С. Чистовой, спросив, пришла ли в гости С.А. Ясно, С.А. пришла чуть раньше, изложила весь план хозяйке, в должном отношении которой не было никаких сомнений. Белла позвонила Чистовой в назначенное время из музея Достоевского, получила сведения о моем однозначно положительном мнении и тут же все рассказала сотрудникам. Мнения большинства были «за», и Н.Т. Ашимбаева была избрана директором (слава Богу, до сих пор успешно работает). Реально я узнал обо всем чуть позже, одобрил идею и исполнение, и мы семейно и при участии Беллы порадовались успешному завершению задумки. Так что и мой голос участвовал в избрании! Хвала и Белле, и С.А.!

В последние десятилетия Белла целиком погрузилась в художественное творчество. Главным образом — в очерки. Ее как-то не тянуло к сюжетостроению. Правда, она отдала дань и этому жанру — ее повесть «Путешествие в Кашгар» сюжетна, трагична, потрясающе пророчески перспективна: начатая в 1973 году, она предугадала будущие наши конфликты и войны. Но и здесь сюжет густо инкрустирован пейзажными и анималистскими зарисовками, краткими заметками о Валиханове и Достоевском, отрывками памяти... Нет, не к сюжетам была склонна Белла, а к сочным очеркам. И калейдоскопически отрывочным. Неожиданные перепрыгивания из одного отрывка в другой напрягают внимание и завораживают. Чего тут только нет: следуют характеристики самых разнообразных персонажей и различных местностей, вставляются и сюжетики: личные судьбы, исторические этапы; постоянен интерес Беллы к животному миру, даже интерес с мистическими оттенками (вспомним деяния крыс в повести «Боевые коты»). В обычное интеллигентское повествование виртуозно вкрапляются народные пласты речи: «Дедка этот идет по тропочке, грибы сбирает. У него уж наломан полный короб за спиной. Медведица занявши в лесе...» Беллу всегда интересует необычное, загадочное, она с удовольствием называет старинные, древнерусские по происхождению, поселки и деревни, к ним может примешаться какая-то гриновская Алоль, а имена персонажей часто вообще неизвестно откуда появились: Тоня Нема, Стампа, Аделя Грозовская, Бурбыга, Куца Барадкая...

Нарочитая отрывочность заставляет читателя домысливать переходные мостики между отдельными частями текста. В этом есть что-то общеэпохальное, двадцативечное. Подобное встречаем в живописи и музыке. Покойный коллега, москвич Г.А. Федоров (краевед, достоевсковед, музыковед), в ответ на мои сетования: не могу прочувствовать гениальность «Катерины Измайловой» Шостаковича, интересно объяснил смысл и величие оперы общей тенденцией композитора к пунктирности: он отказывается от длительной цельности мелодии, а дает лишь вершинные части.

Про художественную манеру Беллы можно сказать то же самое: это пристрастие к пунктиру! Оно сжимает текст, делает его более насыщенным, оно добавляет работы читателю — и, главное, оно предлагает автору много свободы, дает обширный выбор тем, объектов, стилей. Недаром уже на заре творческой деятельности Белла была человеком свободы...

А как бы она развернула эту свободу в наступившем веке? Увы, нам не дано предугадать...

Нина Перлина. О Белле Улановской [*]

О Белле трудно писать и думать, пользуясь формами прошедшего времени. Не совсем так, как бывает с родными, с которыми, и когда их уже нет, продолжаешь делиться чувствами и думами. С Беллой Улановской иначе: незабываемое чувство, которое у Беллиных друзей навсегда будет связано с нею, — переживание того, как она всегда искренна и естественна была с теми, к кому в тот момент (словно сейчас) обращалась, с кем говорила, кого слушала. Ее собеседниками становились охотно; легко и радостно было встречаться с нею, входить в мир ее интересов, без внутренних усилий помогать ей узнать или повидать то, что она хотела.