Читаем Одинокое письмо полностью

Перебирая историю моего недавнего путешествия, я снова удивляюсь, как оно развилось и образовало изумительную последовательность и связь человека и места, места и времени года, места и света и цвета, дома и события.

Теперь я не могу представить знаменитого Спасского-Лутовинова без майских соловьев, черноземных степей, без ночного поезда Орел — Измалково, города Ельца — без 86-летнего его хранителя и летописца — удивительно похожего на Бунина в старости — Федора Федоровича Руднева.

И еще много людей, мест, прудов, и будто нарочно так, чтобы предстать особенно ярко и целостно.

Что такое путешествие по литературным местам, двусмысленность такого предприятия, не просто посмотреть, а пожить.

Вторичность и подлинность, зафиксированность и аморфность.

У людей, далеких от литературы, — равнодушие к описанию их мест.

Освященность любовью — непременные требования к действительности. Выдает не то, что ждешь, а суть, которая и есть подлинное.

Призрак писателя, скитающегося по топографии своих рассказов.

— Попадись мне сейчас вот здесь барин Иван Алексеевич, — сказала мне старая Настасья, — я его сразу узнаю, уж мне было годов семнадцать, а ему больше тридцати, гуляли с Верой Николаевной до Кочерева, он с книжкой в руках.

Она сидит на траве, как умеют сидеть только дети и крестьянки, вытянув перед собой ноги, пусть телята еще поедят, сейчас она выдернет колья с веревкой и погонит их домой.

— А жива ли Вера Николаевна?

— Вы спрашиваете про его жену? Нет, умерла в Париже.

— Стало быть, умерла. Только она не жена ему, а наложенница.

— Как так! Я читала ее книжку, воспоминания, сказано, что жена.

Мы спорим, я горячусь, доказываю, сама своими глазами видела, воспоминания жены Бунина весь мир знает, Вера Николаевна Бунина, урожденная Муромцева (читала, сидела в Публичке, тогда эту книжку только там и можно было найти), но их не переспоришь.

Правы они, эти глотовские крестьяне, — когда Бунин с Верой Николаевной приезжали, тогда они не были повенчаны!

Я еще успею сказать о том, что хорошо знаю, пускай оно вызреет и станет моим, но пока это чужая жизнь и чужие степи; удивительные деревни, которые стоят не на реке, как у нас; не на озере, как в Карелии; не при впадении реки в море — как на Белом море, — а на овраге — ничего более скудного и придумать нельзя.

Теперь я знаю, что овраг перегораживается плотиной, весенние воды стекают с суходолов, и получается пруд, не копаный, а запруженный.

Около домов сложены кучи хвороста.

— Это не хворост, — поправила меня одна прелестная восьмилетняя девочка из деревни Крыльцо Мценского района Орловской области, — это наши дрова.

— Меня не было здесь весной, — говорила она, — я была в интернате за Мценском, и поэтому я не могу показать вам, какой высоты была вода в половодье. Только вон та ракита была затоплена, вон на ней и сейчас висит тина.

Когда я объясняла дома перед отъездом: просто непонятно, как это — жилье на овраге, — я говорила правду, но в то же время и стыдилась — почему бунинские места: ладно, я только взгляну, где это он там жил, и пойду дальше.

Оправдание к путешествию.

«Должно быть, изумительно, когда человек скромно ведет себя, избегает роскоши, не приемлет богатств и не прельщается мирскими страстями».

Сладость путника.

Как только ты превращаешься в путника и выходишь на дорогу — тебе как бы не надо ни о чем заботиться.

Тебе важна цель — мне нужно туда-то.

— Там твои родственники?

— Нет, я к такому-то, проведать, как он там живет.

Тебя передают из рук в руки — иди туда-то, иди туда-то — передают по цепочке, и ты добираешься, тебя ставят, что называется, на дорогу, подталкивают, и тебе остается только идти, да и то, бывает, обгонит машина, остановится и доставит, куда и не надеялся, не рассчитывал.

Там жил агроном Кирилл Иванович, толстовец. На месте садов он собирал сучья для печки. Он покупал только хлеб, спички и сахар — даже свечи не покупал.

Есть такое устойчивое словосочетание на Руси: «все свое» — очень важно и повсеместно говорится.

— Я сторонник философии пессимистической, — сказал он мне незадолго перед смертью.

Самодельные книжные полки из ящиков для апельсинов. Он похаживал по огороду и давал советы, его огород был образцовый.

«Преисполнена ни с чем не сравнимым очарованием и та пора, когда год кончается и всякий человек занят своими хлопотами».

Приметы чистой духовности — избранничества — волнуют и проясняют.

Ибо что может быть омерзительнее, чем все новые и новые доказательства тривиальности в сочетании с притязаниями.

Новые и новые доказательства — сказано слишком легкомысленно: атмосфера бездуховности, некрасоты, безобразия, сиротства, жизнерадостной хлопотливости — вот то, чем дышим. Все это рождает отрицательные эмоции, а так как атмосфера плотна и безысходна — эмоция обретает стойкость и постоянство.

Перейти на страницу:

Все книги серии Художественная серия

Похожие книги