Одиссей Фокс

Одиссей не мог заставить себя посмотреть на брешь, он старался повернуться назад и рассмотреть её снова, но внутри всё отчаянно сопротивлялось, каждая клеточка отказывала ему, не желая снова увидеть эту отвратительно вздувшуюся пасть. Однако при этом разум беспрерывно ощущал её, осознавал, что она там, за спиной. На мгновение Одиссей стал первобытным человеком, который стоял спиной к страшной пещере, оттуда шелестел нечеловеческий звук раскрывающейся пасти, а он не мог ни обернуться, ни бежать. Оплавленное жерло смотрело на него, медленно, невесомо вдыхая Одиссея, затягивая его внутрь.

— Да что это?! — выкрикнул Фокс, сгибаясь, не в силах продохнуть.

Ноги подогнулись, и он упал на колени.

— Бежим, — заскулил луур, — бежим!..

Но сам не двинулся с места, лишь сжался на корточках, обхватив себя четырьмя руками, и часто дышал.

— Вы что, ошалели? — недоумённо спросила Бекки.

— Дыра, — выдохнул Одиссей, — дыра…

— Ну? Мы дёргали из горы рельсы да панели, там слегка обвалилось и открылся этот проход. Мы там ещё не разбирали, и внутрь не проедешь, всё неровное. Да что с вами такое, живые существа?

— Заткни её! — крикнул Фокс. — Закрой!

Каждую секунду перед его закрытыми глазами вставала оплавленная, кричащая пасть. Он не мог перестать видеть её.

— Да пожалуйста, — пробормотала корзинка. — Вот чокнутый.

Она развернулась и поехала к жерлу, в скомканную сплавленную пасть, которая медленно и неслышно вдыхала их всех.

Луур скулил на полу, сжавшись калачиком, Одиссей из последних сил сохранял полулежачую позу, остатки разума кричали ему: «Вставай! Поднимайся! Держись!», потому что если ты упадёшь на пол, если потеряешь подвижность, ты умрёшь.

— Подруги, шевелитесь, — донёсся раздражённый голос Бекки, её хрипловатые старые динамики казались такими живыми. — Берём листы и закрываем эту штуку, у хозяев приступ паники. Куда ты, Несокрушимый, опять ты толкаешься мимо, да что с тобой такое, зачем ты упал? Блоп, заезжай справа, прикрой эту… Блоп! Алло, ты меня слышишь? Куда ты крутишься, зачем ты лезешь в дыру? Там не проедешь, кисель ты мелкарианский, там же неровно, Блоп… Почему так холодно? А куда делись сигналы?

Сзади пришёл отвратительный, чавкающий скрежет, переходящий в протяжный жидкий всхлип, волна нестройных звуков накатила оттуда, проникая в уши и в нервы, булькая прямо в теле Одиссея, как будто внутренности становились жидкими. Он обхватил себя руками, скрючился и закричал, содрогаясь на полу.

— Блоооооп! — судорожно захрипела Бекки. — Что с тобой… скрученный… жижа… мрак. Колебания. Кривая. Обрыв. Я не буду…

Скрипящий и скребущийся железный звук, Одиссей заставил себя обернуться. Посмотреть на саму дыру не было сил, на это в теле и разуме стоял несокрушимый блок. Но он заставил себя взглянуть туда, где металлически скреблось. Это была старая гнутая тележка, лежащая на боку. Та, что звалась Несокрушимый. Он вытянул свои хваты и пытался встать, причём, одни хваты тащили его прочь от жерла, а другие, наоборот, цеплялись и тянули внутрь. Несокрушимый ходил ходуном, как живое существо, попавшее в ловушку. Сантиметр за сантиметром хваты обрывались, и Несокрушимый сдвигался ближе и ближе туда.

— Ааа! — захрипел Одиссей, чувствуя, как перехватывает горло. В глазах пульсировала кровь и тьма, он рывком отвернулся, только бы не увидеть и не услышать, как… Чавкающий скрежет, переходящий в протяжный булькающий всхлип. Несокрушимый скомкался, оплавился, растекся и канул в пасть.

— Недостача… — хрипела Бекки, колеся кругами вокруг дыры. Круги сужались.

Одиссей понял, что вся его жизнь сводится к этой норе, ради неё он родился и жил. Все дороги стекались в этот тупик, последствия всех решений привели Одиссея к бугристому жерлу. Он создан, чтобы вползти туда и быть сожранным, это причина всех его поступков и его судьба.

Прерывистый скрежет и всхлип металла, и почти сразу второй такой же. Тележки сползались к дыре и низвергались в неё одна за другой.

Фазиль заскулил, развернулся и, уткнувшись мордочкой вниз, рывками пополз к дыре. Его хвост беспомощно метался по полу, пытаясь за что-нибудь зацепиться, удержать, но Одиссей уже знал, что не удержит. Дыра вдыхала их, как воздух, и у них было столько же сил на сопротивление, сколько у воздуха, который вдыхают.

Одиссей ухватил луура за туловище двумя руками, рывком перевернулся на спину, упёрся в Фазиля ногами — и со всех сил отшвырнул его назад. Он метил в магазинную полку, маленький бухгалтер врезался в неё спиной, сполз, оглушённый ударом, сверху попадали яркие пакеты и пачки, а с ними двухлитровая банка «Кипучая хомра: лучший вкус года». Она бухнулась на Фазиля, и тот обмяк.

Одиссей, задыхаясь, рванулся к дыре, остановился, сопротивляясь, схватился за полку, но дёрнулся к дыре снова, и рука сорвалась. Он шатался, как пьяный, пытаясь свернуть в сторону, но неизменно разворачивался к жерлу и делал новый дёрганный, неестественный шаг. Он чувствовал дыхание дыры всей кожей, оно было холодное и сухое, как первое мгновение вакуума.