— Планетарная сеть и структуры орбитального кольца Гендара заблокированы: я не могу переписаться и рассредоточить своё ядро, поэтому с физическим разрушением носителя буду уничтожен. С учётом нестандартной брони «Мусорога», процесс предположительно займёт от трёх до пяти единиц универсального времени…
— НЕ СХОДИТСЯ, — яростно повторил Одиссей.
Его лицо мучительно исказилось, он пытался найти ответ на все вопросы сразу, сложить воедино трещины всех противоречий, увидеть гендарский пазл целиком — но в центре не хватало большого изломанного куска.
— Доигрались, наглые чамбы, — мстительно цыкнула Тальята, ликуя после всех пережитых страхов и унижений. — Думали, пришли к нам и можно всё делать по-своему? Типа самые умные, хватай и бей кого хочешь, делай свои дела, а нами крути-верти, будто мы живые ходячие инструменты?
Лохматый внезапно схватил её за плечо, взгляд чужака стал безумно-восхищённым, мамочки, он такой же чохнутый, как и маньяк-истребитель детей! Тальята замерла, словно пойманный зверёк, и только сдавленно дышала, чувствуя странный, восхитительный испуг.
— Инструменты, — повторил лохматый, глядя на бандитку как на самую умную девчонку во вселенной, она ощутила, как бледнеет и краснеет одновременно, ведь никто никогда так на неё не смотрел. —
Его напряжённое лицо медленно и удивительно, словно в магической сказке, разгладилось и просветлело.
— Гамма, один зафрахтованный корабль подберёт нас, второй, медицинский, наших цуров-подельников.
— Мы не ваши! — взвизгнула Тальята.
— Тшшш, дура! — зашипел испуганный огурец. — Не перечь господам!
— Кукумбу с двумя бревнами доставь на его родную станцию, там же высади Грейсона. А Тальяту вези вниз, на планету.
— Вы нас отпускаете? — Грейсон ухватился за главное для себя.
— Или сдаём властям. Зависит от твоих денег. Гамма, как
— Обнаружено и взломано четыре закрытых счёта разной степени тайности. Общая сумма…
— Неважно. Всё равно значительная часть денег принадлежит не тебе, а мальчишке, которого ты обобрал и бросил умирать. Будем считать, что сегодня, один раз в жизни, Грейсон проявит честность.
Серое лицо финансиста мучительно скривилось, он не сказал ни слова.
— За это мы вас отпустим и даже оставим тебе один из четырёх счетов. При одном условии: вы все забываете о Тальяте. Её больше нет, ясно? И никогда не было.
— Согласен, — тут же кивнул финансист.
— Гамма, оставь Грейсону четверть денег, остальные подели между Крысёнышем, Зойкой и Тальятой. Пацана лечить, Зойке новое синтотело, а Тальяте купи простейшую недвижимость на перспективной планете Гендар и открой образовательный счёт в подходящем техно-кампусе. На десять лет, с выплатами в виде стипендии каждый цикл, пока она будет там учиться.
— Исполняю.
Девчонка стояла ни жива, ни мертва; она боялась, что как ни прячься, даже на закрытой для хакки и цуров планете, Жу и остальные будут её искать и найдут. Чтобы отнять то, что ей сейчас дали. Она ещё не поняла, что никто не дарит ей деньги: их надо будет зарабатывать, сдавая экзамены.
— Жюльен, — глухо произнёс Одиссей, обращаясь к нейру горе-вожака, зная, что, придя в сознание, он увидит запись. — Мы не сдадим тебя и твою банду властям. Только по одной причине: чтобы вы не вышли раньше срока и не стали мстить Тальяте. Забудьте про неё и гуляй свободно, главное, в другую сторону. Гамма, запиши совокупность всех преступлений Гурманов девчонке в нейр, чтобы она могла в любой момент отправить их на пожизненное.
— Готово.
— Что ж, на Хорис у нас больше дел нет.
Первый из кораблей показался на безоблачном небосклоне и быстро спикировал вниз, продолговатое тело «Стрелы» для экскурсий и туров скользнуло к поверхности, и грузовик выехал к нему из мусорных завалов. Лохматый взял свою красотку за руку, помахал и шагнул прочь.
Тальята почувствовала, как внутри неё что-то оборвалось, будто нечто огромное и важное, что она ещё не успела осознать, ушло из её жизни навсегда. Как давно в детстве она на спор с братьями прыгала с одного узла Кольца на другой без страховки, и счастливое, пугающее чувство свободы открылось внутри девчонки, как вихрящаяся дыра.
Проклятый чужак ворвался на захламлённую кухню Гурманов и перевернул всё вверх дном. Сейчас Тальята понятия не имела, как сильно будет ему благодарна два года спустя. Как забежит на верхнюю платформу кампуса, солнце и ветер ослепят её, заглянув в лицо, а внизу будет почти беззаботно бормотать пёстрый студенческий поток — и на одну секунду Тальята с ужасом и холодом вспомнит, что раньше в её жизни всё было совсем не так. Но затем успокоится, ведь теперь так. И вспомнит странного лохматого шлемза, который для неё оказался важнее, чем цуран.
Сегодня она вовсе ничего не понимала, просто ощутила щемящие страх и тоску. Но и счастливое волнение свободы, как тогда, перед прыжком.