Одиссей Фокс

— Общество — это зловонная масса заблудившихся друг в друге невежд. По отдельности или в кругу семьи большинство из них неплохие, подчас неглупые люди, но все вместе… Тушите энергосферы! Их круг понимания очень ограничен, при этом они считают себя знающими, но их представления о жизни противоречат друг другу на каждом шагу. Из-за людского самомнения, неразумное стадо куда организованнее человеческих групп. Общаться с этой запутавшейся массой можно только в толстых перчатках и маске! — нравоучительно сообщил Директор. — Иначе утонешь в испражнениях, которые люди самонадеянно считают своим драгоценным мнением, самовыражением и свободой, а на самом деле, это всего лишь побочные продукты их жизнедеятельности. Много побочных продуктов.

Он со знанием дела усмехнулся и умилённо покачал головой.

— С обществом нельзя разговаривать, его надо вести на гибком поводке. Иначе не получается. Впрочем, это не моя епархия, я стараюсь заниматься не управлением, а наукой. Хотя иногда приходится совмещать.

— Тогда зачем тебе гендосы? — со спокойной настойчивостью повторил Одиссей. — Только без чуши про благие намерения и суровые времена. Хоть раз в жизни скажи правду, как есть.

Глаза Директора сверкнули, как две маленьких сверхновых перед взрывом, лицо побледнело. Он неуловимо изменился, и Ана вздрогнула, заметив, как из яркощёкого великана в ухоженном костюме Виктора Благонравова проглянул другой, худой человек со впавшими щеками, заострёнными чертами лица и отстранённым взглядом энтомолога. Он мелькнул лишь на мгновение, словно хотел вырваться, но подавил желание и тут же отступил. Только Ана своим ускоренным и отточенным восприятием успела заметить и почувствовала холодок.

Одиссей был прав: это не нормальный человек, с ним что-то не так.

— Сказать как есть… — мелодично оскалился Благонравов. — Хех, конечно: в художественных произведениях злодеи любят раскрывать свои планы, думая, что герой не выживет. А герои всегда чудесным образом выживают, и получается неловко.

— Так ты злодей?

— В ваших глазах конечно, — развёл руками академик. — Вы же моралист.

— Ты не стесняешься убивать всех, кто мешает.

— А как иначе? — хмыкнул Директор. — Это куда эффективнее растраты ресурса на лавирование и политическую игру. Любой разумный человек, если бы мог решать вопросы быстро и чисто, делал бы то же самое.

Одиссей подался вперёд, его горящий взгляд выражал восхищение и подкупающе искренний интерес, пронзительный и настоящий — на секунду Виктор Благонравов увидел в глубине тёмных глаз что-то неуловимо-родственное.

— Но ты же гений, Виктор. На шаг впереди, контролируешь ситуацию и можешь нас всех устранить.

— А вы считаете, я этого не сделаю? — Благонравов наклонился чужаку навстречу. — Верите в человечность, в какие-то моральные блоки, которые меня удержат от того, чтобы устранить вас с дороги, как досадный мусор?

— Какие уж тут моральные блоки. Но, собственно, почему ты медлишь?

— Это дороже! — раздражённо ответил Директор, жуя губами. — Орбитальный удар по площади, отнюдь недёшево, затем меры по зачистке, нормализация района и всей ситуации, куча вопросов и объяснений… Столько мороки, а у меня полно дел. Давайте лучше сто миллионов и разойдёмся!

— Нет. Ноль миллионов. Для чего тебе гендосы?

Наступила немая сцена. Ана чувствовала, что Благонравов, замерший с в напряженном удивлении, хочет рассказать, желание точит его изнутри. Неужели этот расчётливый и самодовольный маньяк сейчас поддастся?

— Откуда ты узнал о моей дочери? — вдруг спросил Директор. Его голос уже не звучал покровительственно, он не смотрел свысока, взгляд казался далёким и растерянным, капельку мечтательным. — Как ты сообразил, что это её рисунок?

— Я не слепой.

— Банально зашёл в кабинет… И догадался? — Благонравов не мог поверить в настолько простое объяснение.

— Да. Для чего гендосы?

Губы академика дрогнули, он почти ответил, клок разорванной тишины слетел с языка, и было слышно, как щёлкнули зубы, захлопнувшись, будто врата мрачной крепости.

— Говоришь, я всё контролирую? — почти прошептал Виктор, облизав пересохшие губы. — Вот и проверим. Дружочек, стреляй.

— Нет!.. — Грейсон вырвался вперёд, и никто не пошевелился, чтобы его остановить. — Господин Директор, произошла ужасная ошибка, я ваш человек!..

— А что ж ты тогда с ними? — упрекнул Благонравов, и эта претензия была настолько абсурдна в своей незамутённости, что финансист в первые мгновения не нашёлся, чем ответить.

— Выполняю, — радушно сообщил невидимый Боб на том конце связи.

Все, кроме Одиссея, испуганно дрогнули, Кукумба тоненько завыл, даже Трайбер яростно переступил с ноги на ногу, с трудом перенося уязвимое положение, неспособность напрямую сразиться с врагом. Он чувствовал себя пленником и заложником чужой луны.

— Ииии! — подвывал Кукумба, втянув голову в плечи и зажмурив глаза, словно это могло спасти от орбитального удара. — Ииии!

— Господин Директор, — задыхаясь, торопился Грейсон, — Мы можем…