Одиссей Фокс

— Поучительно, — сдержанно пробормотала Клеасса, склонив голову набок и с нечеловеческого ракурса заглядывая Фоксу в глаза. Она хотела бы знать, как этот пришелец разгадал ситуацию с отцом в таких подробностях, не зная местных реалий и до того, как изучил материалы дела. — Но к чему были вопросы о старой планете?

Рин тоже ждала ответа. Не обладая живым телом, она эмулировала его реакции — и сейчас старалась просто дышать, ведь искренность папы растрогала её и ударила под дых.

— Потому что они самые важные.

— Про направления ветров?

— Про свободу полёта. И крылья, оставленные в пути.

✦ ✦ ✦

— Я кое-что решила, — сказала Рин, вскинув голову и глядя Фоксу в глаза. — Хватит плакать и мучиться, хватит. Хочу раскрыть наше убийство, а не переживать о нём! Ведь и слёзы мои не настоящие, ну? Только мешаю другим, так что к чёрту. Хочу быть бодрой и помогать!

Рин через силу улыбнулась, её лицо просветлело.

— Самое время, — кивнул Одиссей, внимательно глядя на девочку. — Мне нужна твоя помощь.

— Спрашивайте. Я скажу.

— Ты влюблена в Макса Неймана.

— Д-да.

Клеасса не просто напряглась, а впервые за всё расследование издала писклый, клекочущий звук.

— А он?

— А он ничего! — вспыхнула девочка. — Он нормальный!

— Значит, ты просто была счастлива, что он тебя заметил и оценил, открыл для тебя весь мир профессиональной эмпатографики и сверкающих галерей, идёт по этому пути вместе с тобой и помогает тебе творить? — осторожно формулируя, уточнил Одиссей.

— Да, — красная от волнения, ответила Рин. — Я была ужасно счастлива. Мы обе были.

Фокс сменил тему.

— Зачем Рин сделала тебя такой? Копией самой себя. И когда это случилось?

— Три оборота назад, когда открыла эмфари. Никто не понимал эмфари и ничего о нём не знал, говорить было не с кем, Гаса я тогда ещё не встретила. Но эмоплетение нужно обсуждать с кем-то, искать, как правильно — это сложно осознать в одиночку. Мне… Ей пришлось сделать себе отражение, зеркало. Подругу, которая всё понимает и обожает создавать эфиограмы так же, как она сама. Так появилась я.

— Вы всегда и во всём были вместе?

— Ну да. Конечно. А как ещё?

— Не всем дано ужиться с самим собой. Со стороны недостатки и некрасивые грани видны куда острее, чем изнутри. Почему интос-вирп — это редкость? Потому что в большинстве случаев они ссорятся, и это не кончается добром.

— Нет, — Рин сильно помотала головой. — У нас всё было не так, мы были во всём согласны!

— Это редкий дар, жить в согласии с самим собой.

— Эмфари — редкий дар, — возмутилась девочка. — А это…

— Хорошо, расскажи про эмфари. Когда ты забираешь чьи-то чувства, они хранятся в специальных ячейках, и могут быть там долго?

— Сколько угодно, можно поддерживать стазис и сохранять их, пока не вплетёшь в эфиограм.

— Значит, ты можешь постоянно снимать эмоции с окружающих и копить их, чтобы когда-нибудь использовать?

— Да, мы так и делали. Ради этого Рин общалась с сотней разных людей, чтобы взять у них кусочек интересных эмоций. Не все соглашались, но обычно люди не против поделиться своими чувствами. Тем более, для искусства.

— Когда ты забрала у Илли страх и панику после операции, малышка успокоилась. Но понемногу страх и паника вернулись.

— Да, ведь остались их источники: неприятные воспоминания о больнице и операции. И общая… болезнь Илли. Хотя первое время она была такая милая, спокойная и довольная, — Рин улыбнулась, вспоминая беспечного котёнка, который ластился к родителям и сестре.

— Понятно. Но сегодня все твои запасы, все собранные палитры и коллекции эмоций были влиты в Рин, и она погибла от безумного смешения и передозировки чувств?

Девочка побледнела.

— Да, — сказала она после паузы. — Все палитры пусты. Не только те, которые были нужны для «Отчаяния». Но и все запасы.

— Это можно сделать по ошибке? Илли проснулась ночью и тихонько прошла в комнату, подумала, что всё это игра?

— Нет. Только специально. Палитры я сама подключила к приборам. Конечно, несложно выкрутить все ручки на максимум, но в интерфейсе есть предохранители. Их все надо снять. Не могла она случайно.

— Как интос Рин Шеллер, ты должна была следить за её состоянием и вовремя отключить приборы, прервать операцию! — воскликнула Клеаса. — Почему этого не произошло?

Виртуальная девочка побледнела.

— Рин понизила порог вмешательства системы, — ответила она. — Потому что любое плетение эфиограма, который чуть сложнее элементарных — тяжёлая нагрузка на эмфари. Если не понизить порог безопасности, заниматься эмпатографикой вообще нельзя. Поэтому в первый раз их понизили мама и папа вместе с учителем Кохесом. Второй раз Рин и Макс при настройке оборудования. А третий раз мы с Рин перед тем, как плести Отчаяние.

Клеасса всплеснула своими короткими крыльями, атрофированными до рук.

— Зачем⁈ — возопила птюрса.