Одиссея 1860 года

Здесь можно жить и сытно питаться за десять франков в день, включая завтраки и обеды, причем куда лучше, с гастрономической точки зрения, чем у Федера за двадцать пять франков и у Брускетти за тридцать пять.

Так что я вполне искренно рекомендую гостиницу «Лувр» всем, кто питает ко мне определенное доверие.

Именно здесь я произвел осмотр множества тюков всякого рода, прибывших из Парижа в Марсель до меня, вместе со мной и после меня.

Уделим внимание лишь подаркам.

В тот момент, когда мы уезжали из Парижа, нам устроил сюрприз Герлен.

Вы ведь знаете Герлена, мои прекрасные читательницы, не так ли?

Однажды в газетной статье, уже не помню какой, я упомянул имя этого знаменитого препаратора, превратившего парфюмерию в искусство. Герлен этого не забыл и, узнав, что я намерен совершить путешествие на Восток — как вы помните, все кругом полагают, что я намерен совершить путешествие на Восток, — прислал мне целый ящик с парфюмерией, сопроводив этот подарок короткой запиской:

«Вы отправляетесь в страну пряностей, ладана и мирры. Хотя бы из чувства национальной гордости покажите там всем, кто выгоняет розовое масло, что улица Мира способна выдержать соперничество со всеми базарами Константинополя, Каира и Багдада».

Открыв ящик, я обнаружил там огромный запас Кёльнской воды, Португальской воды, воды Императрицы, цитронную, фиалковую и вербеновую эссенции и Бог весть чего еще! И все это дюжинами флаконов, не считая мыла, кольдкремов, опиатов и ароматов, которые, сгорая и улетучиваясь, благоухают.

Я с радостью принял этот дар, как и полагается принимать то, что дарят от чистого сердца. Но по прибытии в Марсель выяснилось, что нас ожидает множество сюрпризов такого же рода.

Пять или шесть друзей, знакомых и незнакомых, прислали нам исключительно полезные для путешественника подарки, причем одни присовокупили к ним свою визитную карточку, а другие сохранили инкогнито.

Во-первых, из Сен-Бри поступило сто бутылок вина Мигрена и Эриссе, а также бочонок превосходного шабли.

Кроме того, Фоллье-Луи прислал сто бутылок своего лучшего кремана и вина Императрицы, а всем известно, что такое вино Императрицы и креман Фоллье-Луи.

Подобно Герлену, он мог бы написать:

«Вы отплываете в страну мифологических преданий, так дайте Юпитеру отведать моего нектара».

Грено, вспомнив свое обещание, брошенное когда-то на воздух, прислал нам пятьдесят бутылок вина своих лучших марок.

Господин Бержье, которому я признателен тем более, что знаю его лишь по имени и он, по всей вероятности, знаком со мной точно так же, так вот, г-н Бержье подарил нам шестьдесят бутылок того самого эрмитажа, почтительно поклониться которому вот уже двадцать шесть лет лет тому назад я предложил Жадену, когда мы проезжали возле прелестного холма, где это вино производят.

Компания г-на Пикара, которого я знаю нисколько не больше, чем г-на Бержье, и который знает меня нисколько не больше, чем г-н Бержье, заранее приготовила для меня в гостинице Фальке двадцать четыре бутылки того вермута, какой она рассылает во все края, где гурманы считают важным вызывать у себя аппетит, а не изжогу, как это происходит при употреблении абсента.

Наконец, переходя от высокой поэзии к презренной прозе: в Марселе нас ожидало несколько мешков фасоли, присланных из Трапезунда каким-то неизвестным отправителем, который, явно зная, что я родом из Суассонне, вознамерился унизить меня сопоставлением суассонской фасоли, лучшей в Европе, с трапезундской, лучшей в мире.

К этой фасоли был присовокуплен огромный мешок с самсунским табаком, сладким и душистым, единственным табаком, который я могу раз в два или три дня выкурить, скрутив сигарету, и который определенно станет отрадой для моих товарищей по путешествию.

Присоедините к этим дарам три или четыре бочки вина из Ламальга, Кассиса и Ланглада, консервы, закупленные у Алпера и у Карне и Соссье на тысячу пятьсот или тысячу восемьсот франков, и вы можете не тревожиться более о нас, прикинув, что наших припасов хватит даже на то, чтобы совершить кругосветное плавание, точь-в-точь, как это сделали капитан Кук и Дюмон д’Юрвиль.

Впрочем, Марсель мы застали наполовину затопленным; Марсель, который первый жираф, привезенный во Францию, принял за нубийскую деревню; Марсель, который Мери называл городом с водоотталкивающими фонтанами; Марсель, где по пальцам можно было, как в Каире, пересчитать капли воды, выпадавшие там в течение года, — Марсель, начиная от Дюранского канала, который обошелся ему в тридцать четыре или тридцать пять миллионов франков, барахтается в болоте и проливает слезы, словно вдова. Прежде он славился перелетами голубей, а теперь славится перелетами бекасов; там стал расти горошек, но пропал инжир.